Из третьего мира – в первый. История Сингапура (1965–2000) - [150]

Я встретился с У Не Вином годом ранее, в 1994 году, когда он приехал в Сингапур на лечение. Он говорил со мной о покое и ясности ума, которого он добился путем медитации. На протяжении двух лет после ухода из правительства в 1988 году он пребывал в мучениях, беспокоясь и переживая о том, что происходило в стране. Затем в 1990 году он начал читать о медитации. Теперь он медитировал по многу часов в день: утром, после обеда и вечером. Он определенно выглядел намного лучше, чем тот болезненный человек, с которым я встречался в Рангуне в 1986 году. Он снова приехал в Сингапур в 1997 году, чтобы встретиться со своими докторами. В возрасте 86 лет он выглядел даже лучше, чем во время своего последнего визита. В этот раз он говорил только о медитации, давая мне советы по поводу улучшения моей практики медитации. Я спросил его, не волнуется ли он о болезнях своих близких, детей и внуков. Он ответил, что волнуется, но теперь он мог контролировать, уменьшить и забыть эти страдания путем медитации. Я поинтересовался, не переживает ли он, когда старые генералы спрашивают его совета. У Не Вин ответил отрицательно, добавив, что, когда генералы пытались это делать, он попросил их никогда больше не говорить с ним о своих делах, ибо он удалился от мирских проблем. Тем не менее дипломаты говорили мне, что он пользовался уважением и авторитетом среди военных и все еще мог оказывать влияние на события.

Страны Запада, особенно США, считали, что экономические санкции заставят военных передать власть Аун Сан Су Чжи, которая получила Нобелевскую премию мира за 1991 год. Я считал это маловероятным. Правительство являлось единственным источником власти в Бирме с тех тор, как У Не Вин захватил власть в 1962 году. Военных лидеров можно было бы убедить разделить власть с гражданскими лицами и постепенно сделать правительство гражданским. Тем не менее, если США или ООН не готовы послать вооруженные силы, чтобы сохранить целостность страны, как они это делают в Боснии, управлять Мьянмой без армии будет невозможно. Страны Запада проявляют недоумение по поводу конструктивного подхода стран АСЕАН и были озадачены, когда Бирму приняли в члены организации в июле 1997 года. Только есть ли у нас лучший путь для того, чтобы помочь этой стране развиваться, открыться и постепенно измениться? Силы ООН, наблюдавшие за проведением выборов в Камбодже, не смогли добиться передачи власти победителю, потому что фактическое правительство под руководством Хун Сена контролировало армию, полицию и администрацию.

Генералы в итоге будут вынуждены приспособиться и изменить форму правления, сделав ее более похожей на правительства своих соседей по АСЕАН. Это произойдет скорее, если их контакты с международным сообществом расширятся.

* * *

Я предпочитаю вспоминать о Камбодже как об оазисе мира и процветания в растерзанном войной Индокитае 60-х годов. Чу и я впервые посетили столицу Камбоджи Пномпень в 1962 году. Принц Нородом Сианук лично приветствовал нас в аэропорту. Когда мы шли к автомобилям после осмотра почетного караула, танцовщицы в национальных костюмах разбрасывали лепестки цветов по красному ковру. Пномпень был похож на тихий, мирный провинциальный французский город. К обсаженным деревьями широким бульварам, напоминавшим Елисейские Поля в Париже, примыкали тенистые улицы. В центре города, на главном перекрестке, площади Независимости, была даже построена монументальная арка, некая кхмерская версия Триумфальной арки в Париже. Мы остановились во Дворце правительства, который ранее являлся резиденцией французского генерал-губернатора. Дворец стоял на берегу реки Меконг. Сам Сианук жил в старом дворце. Он устроил в нашу честь пышный ужин, а затем мы полетели на его личном самолете советского производства осматривать Ангкор Ват.

Сианук был необыкновенным человеком – исключительно образованным, жизнерадостным и полным энергии. Он обладал манерами образованного французского джентльмена, со всеми сопутствующими жестами и манерами, и говорил по-английски с французским акцентом. Он был среднего роста, несколько полным, у него было широкое лицо с ноздрями, напоминавшими каменные изваяния в храмах вокруг Ангкор Вата. Он был прекрасным, гостеприимным хозяином, который превращал каждый визит в запоминавшееся и приятное событие. На банкетах, которые он устраивал, подавались прекрасные блюда французской кухни, а сервировка стола и лучшие французские вина были под стать им. Я вспоминаю о своей поездке в его дворец в столице провинции Баттамбанг. Когда мы подъехали к высокому крыльцу, типичному для французских шато, невысокие охранники-камбоджийцы, которых черные, сверкавшие высокие наполеоновские ботфорты и шлемы делали похожими на карликов, отсалютовали нам сверкающими мечами. В роскошно обставленной гостиной и банкетном зале работал кондиционер, играли европейский и камбоджийский оркестры, присутствовали зарубежные дипломаты. Это был поистине королевский прием.

Принц отличался переменчивостью нрава и чрезмерной чувствительностью к критике. Он отвечал на каждую статью в прессе, в которой содержались любые критические замечания в его адрес. Политика для него сводилась к прессе и общественному мнению. Когда в 1970 году Сианук был свергнут с престола в ходе переворота, он искал убежища в Пекине, ибо, по его словам, опасался за свою жизнь. Я полагаю, что, вернись он тогда в Камбоджу, ни один солдат не посмел бы выстрелить в него в аэропорту. Он был их королем-богом. Он сохранял Камбоджу в качестве оазиса мира и изобилия в неспокойном, разоренном войной Индокитае, поддерживая сомнительный баланс сил между коммунистами и Западом. Принц пытался наладить дружественные отношения с Китаем, найти там защиту и в то же время поддерживал связи с Западом при посредничестве Франции. Когда он, вместо того чтобы вернуться и бросить вызов совершившим переворот мятежникам, остался в Пекине, старая Камбоджа была разрушена.