Из того ли то из города... - [26]
Сколько так прошли — неведомо. Ни по времени, ни по расстоянию. Только вдруг замерла векша. Застыла столбиком на суку, и вроде как прислушивается. Поводит по сторонам головкой маленькой, ушки с кисточками выставила. Тут-то Илья и приметил, чего это она замешкалась. Поначалу показалось — нарост на стволе дубовом, а присмотрелся — нет, шалишь. Ворон сидит. Не сказать, чтобы совсем уж необычный какой. Размером, может, чуть больше обычного, а так… Взгляд у него, как будто человеческий. И сам он человеком кажется, притаившимся. Заметила векша ворона, назад прянула, на Илью обернулась. Жалобно так смотрит, защиты ищет. Выпрямился ворон, — чего скрываться? — расправил крылья и — грудью на векшу. Только ведь и Илья не зевал. Какая там стрела — он ведь кроме игрушечного лука другого сроду в руках не держал. А если б даже и держал — пока стрелу выхватить, пока лук вскинуть… Не успеть. Но и не сплоховал. Махнул рукой, свистнула навстречу ворону булава. Не попал в птицу, ее будто ветром отбросило, — в ствол угодил. Загудел дуб, показалось — пошатнулся даже. Ветки посыпались. Глянул Илья вокруг себя, что бы еще под руку попалось, ан ворона-то и нет, будто и не было. Подобрал булаву, дальше двинулись.
…Спят себе спокойненько люди лихие. Даже тот, кто на сторожу поставлен. Чего бы и не спать? Слово атаманово крепкое, отведет розыск, коли случится таковой. Только малой силой — кто ж в лес сунется, а большой — уже б прослышали. Пара деньков всего и осталась, а там — торг большой в городе начнется. Погулять там маленько, да в другие края подаваться.
Сколько их тут разлеглось? А сколько пальцев на обеих руках, без одного. Один — это атаман, нет его здесь. Отлучился куда-то по делу важному. Доглядеть, должно быть, что да как. Может, кто с зарей на дороге покажется, это ведь только кажется, что она далеко от становища, а на самом деле — не более двух полетов стрелы, ежели б на открытой местности. Или еще куда.
Шорох раздался. Прилетел ворон, скрылся за сосной высоченной, возле которой Невер спал. Мгновением спустя, атаман из-за дерева показался, к кострищу направился. Остановился, осмотрел хмурым взором становище, свистнул в полсвиста, ажно уши заложило. Вскинулись бродяжники, ровно и не спали, оружие похватали. Кто присел, а кто и на ноги поднялся. Что стряслось, атаман? Чего в такую рань поднял? Дело какое предстоит?
Поддел атаман ногой обрубок ствола, катнул к кострищу, присел. Знак подал, чтобы остальные ближе подбирались да устраивались, кто как. Видать, и впрямь что-то серьезное намечается; коли б иначе, атаман сам бы все порешил.
— Вот что, братцы, — начал тот. — Подумать нам надобно, как быть. Розыск на нас обнаружился. Скоро здесь будет.
Переглянулись люди гулящие; неужто слово заветное для розыска ни во что стало?
— Сам бы он никогда дороги к нам не нашел, да проводница у него сыскалась…
— Это кто ж? — спросил один из разбойников.
— Да так, местная жительница… Ей слово заветное — не преграда.
— А розыск… Много их? — нарушил молчание другой разбойник.
— Не много. Один всего.
Ушам своим не поверили. Это что же, из-за одного, пусть он хоть из богатырей богатырь, переполох такой? Друг на друга глянули. Не вчера со двора ушли, не в одной переделке побывали. Каждый, почитай, с кистенем, саблей степной или еще с чем, кому что любо, ловчее, чем иная баба с веретеном управляется. Им ли одного испугаться? Или один этот тоже словом владеет?
— Скрывать не стану, — тяжко молвил атаман. — Не разглядел, что это за розыск. Вроде как нараспашку, а непонятно. Упрямый, страху в нем нету, но не волхв. По виду — дюжий, в доспехе воинском, конь при нем. Ухватки же воинской не видно, не дружинник, стать… Ну, чего молчите? Тут раздумывать особо нечего, неподалеку он уже.
Хорошо сказать — раздумывать нечего, так привыкли уже. Обычно как дело ладилось: соберет атаман круг, скажет, кому где стоять да что делать, и вся недолга.
— Так чего особо думать-то? — проскрипел Невер. — Порешим его, как и не было. Он один, кем бы ни был, а нас эвон сколько.
Разбойники одобрительно загудели, кроме молодого, который помалкивал, посматривая на старших.
— Порешить, ума много не надо, — наставительно заметил атаман. — А ну как его к нам в товарищи взять? Рассказать про наше житье-бытье вольное, про богатства несметные, кои удалью да умением добыть можно?..
— Не удалью да умением, татьбой да лжою богатства свои наживаете, — раздался голос. — Людей обижаете, кто супротив вас слова сказать не посмеет, чтобы с саблей вострой не переведаться. В товарищи взять желаете? Не будет у нас товарищества. А смерти моей искать станете, глядишь, зубы-то и пообломаете.
Обернулись бродяжники на голос, а Илья уже на полянку, где становище, вышел. И верно, конь при нем, и оружие, и сам в доспехе. Только оружие, если присмотреться, к седлу приторочено, в руках же и нет ничего, окромя булавы. Хоть и дюж, а кому грозить вздумал? Не детишки, чай. Погоди ужо, даст знак атаман, разочтемся.
— Ты, человече, коли по делу пришел, так говори, зачем, — посуровел атаман. — А лаяться дома, с бабой своей, ступай, коли есть.
Владимир сидел в небольшой таверне, кабачке, гостинице, или еще где, за маленьким столиком, приткнувшемся в углу. Скрытый тенью, он мог наблюдать за всем происходящим не привлекая к себе внимания, что сейчас было особенно важно: предстояло решить первую загадку, а именно, где именно он очутился благодаря усилиям Анемподиста...
Былинного и сказочного материала об Алеше (как правило, именуемого Поповичем) очень мало. А тот, что есть, до крайности противоречив. Перед автором стояла задача примирить непримиримое: с одной стороны, его герой характеризуется крайне отрицательно (если смотреть на его поведение свысока прошедших веков), с другой - о нем не только сохранилась память в народе, он стоит рядом с такими богатырями как Илья Муромец и Добрыня Никитич... Вот автору и подумалось: вдруг, у Алешки нашлись злые завистники, постаравшиеся очернить его доброе имя, придав его поступкам совершенно иной смысл, не тот, что скрывался за ними на самом деле? И если попытаться взглянуть на них с иной точки зрения, не предстанет ли перед нами богатырь, заслуженно занимающий подобающее ему место среди "младших" богатырей? Да и никакой он не Попович (согласно одному из мало известных вариантов былины).
Как много мы забываем в череде дней, все эмоции просто затираются и становятся тусклыми. Великое искусство — помнить всё самое лучшее в своей жизни и отпускать печальное. Именно о моих воспоминаниях этот сборник. Лично я могу восстановить по нему линию жизни. Предлагаю Вам окунуться в мой мир ненадолго и взглянуть по сторонам моими глазами.
В моих воспоминаниях по-прежнему зияют серьезные пробелы, а окружающий мир полон магии, загадок, обладателей высоких уровней и ужасающих чудес, но самое главное я себе уяснил. Нужно как можно быстрее восстановить былую мощь, ведь слишком много вокруг желающих слабого ограбить, поработить ну или просто сожрать. Однако для получения наилучших результатов к делу накопления могущества стоит подходить крайне осторожно, вдумчиво и придерживаясь здравого смысла даже несмотря на подталкивающее в спину божество, которому меня угораздило задолжать собственную душу.
Фрагменты рукописных «дневников телезрителя», которые Сергей Фомин вел всю жизнь, подобранные им самим за период с 1986 по 2000 год для «Апологии кнопки», однако окончательно подготовить ее к печати он не успел. Впрочем, у дневников и черновиков всегда особое обаяние и энергетика. «Апология кнопки. Записки у телевизора» — книга для всех, кто интересуется историей отечественного телевидения, теснейшим образом связанной с историей нашей страны.
Книга включает в себя две монографии: «Христианство и социальный идеал (философия, право и социология индустриальной культуры)» и «Философия русской государственности», в которых излагаются основополагающие политические и правовые идеи западной культуры, а также противостоящие им основные начала православной политической мысли, как они раскрылись в истории нашего Отечества. Помимо этого, во второй части книги содержатся работы по церковной и политической публицистике, в которых раскрываются такие дискуссионные и актуальные темы, как имперская форма бытия государства, доктрина «Москва – Третий Рим» («Анти-Рим»), а также причины и следствия церковного раскола, возникшего между Константинопольской и Русской церквами в минувшие годы.
Любовь вашей жизни чересчур идеальна? Приглядитесь к ней повнимательней. А то кто знает с кем вам приходится иметь дело.
Небольшая пародия на жанр иронического детектива с элементами ненаучной фантастики. Поскольку полноценный роман я вряд ли потяну, то решил ограничиться небольшими вырезками. Как обычно жуткий бред:)