Из тьмы веков - [20]

Гойтемир внимательно оглядел его сверху донизу. Перед ним, опираясь руками на длинный посох, стоял пожилой человек с проседью в небольшой каштановой бороде. Почти оборванец, в стоптанных чувяках, он глядел на старшину глазами, в которых была и детская наивность и торжество человека, достигшего своей заветной цели.

— Это как же понять! Или я не знаю, что мое, а что чужое? — Гойтемир оглядел собравшихся. — Или это калым?.. Так у меня, кроме старшей жены, некого замуж выдавать! А тому, кому она приглянется, я готов сам дать в придачу козу!

Люди захохотали, и сам Гойтемир не удержался от смеха, затряс седой бородкой, зашатался. Только Гарак продолжал стоять в этом веселье невозмутимо, без улыбки. Подождав, когда все утихнут, он продолжал:

— Гойтемир, в тот год, когда Турс уехал, а ты остался, — он помолчал, чтоб люди задумались над его словами, — незадолго до этого мы с братом были у тебя. И ты тогда дал слово вернуть нашу землю за шесть коров. Если ты еще в ту пору оценил ее в шесть коров, то с того времени ты и твои родственники сняли с нее десять урожаев. Значит, она должна теперь стоить дешевле. Но я при этих вот людях снимаю с вас грех за то, что вы ею пользовались, и пусть благодать с нее зачтется вам в добро! А теперь, как уговорились, вот твои коровы — и мы в расчете.

Лучше, чем любая из этих коров, — ты и сам видишь — даже на похороны тестя не водят!

Наступила долгая тишина. Тем временем, пощипывая травку, скот, подгоняемый Калоем, подошел к загону Гойтемира. Мальчик снял засов, прогнал коров за изгородь и положил жердь на место.

Взоры всех обратились к старшине. Родственники смотрели на него выжидающе, соседи — с любопытством.

Он побледнел, задвигал челюстями. Потом побагровел так, что казалось — жилы полопаются на лбу.

— Ну, счастливо вам оставаться! — сказал Гарак, будто не замечая его волнения.

Но Гойтемир наконец обрел способность говорить и почти с обычным для себя спокойствием спросил:

— Скажи, ради Бога, это Турс прислал тебе деньги на коров?

— Нет. С тех пор как брат уехал, а ты остался, он ничего мне не присылал. Но он обещал тебе коров, и я привел коров. Правда, не скоро, но привел. Хорошие коровы. Лучших и он не привел бы!

— Да, коровы хороши, — согласился Гойтемир. — Только я обещал землю Турсу, а не тебе…

— Но мы братья…

— И все-таки ты есть ты, а он есть он! С тобой у меня не было никакого разговора. Турс даже не поручал тебе иметь со мной дела!.. — Он помолчал и добавил: — Гарак, забери свою скотину и иди домой. Не смеши народ. Гойтемира давно посчитали бы выжившим из ума, если б его могли дурить такие дурни, как ты… Иди… Иди домой!.. — строго приказал он, теперь уже едва сдерживая себя. — А не то я тебя по-другому провожу…

Калой, который держался в стороне от старших, подошел к отцу. Он пристально, с ненавистью смотрел на Гойтемира, будто хотел запомнить его на всю жизнь.

— Почему же тебе, Гойтемир, «по-другому» провожать меня? — также с видимым спокойствием спросил Гарак. — Что я тебе такого сделал? Чем обидел? Или это ты уехал в Турцию, а мой брат остался дома? Или я тебе пригнал телят? Или я пришел за твоей землей? Тебе нечего расстраиваться, нечего покрикивать. Ты старшина для начальства. А для меня ты вот кто. — Он вырвал из своей папахи клочок шерсти и сдунул с пальцев. Взгляд его блеснул холодом, враждой.

Этого унижения Гойтемир не мог перенести. Лицо его исказилось, рот ощерился желтыми клыками.

— Осел! — заорал он. — Раб! Я покажу тебе! — И он замахнулся палкой.

Люди кинулись между ними.

— Я — Эги. А Эги никогда не были рабами! — гордо ответил Гарак.

— Это мой предок, внук Эги и сын Ивизда — Газд, не допустил, чтоб у ингушей на шее сидели князья! Это он высмеял такого выскочку, как ты. Не я раб, а ты! Царский раб. Пес цепной на привязи у врагов наших, которые вон сожгли половину аулов, и пепел еще воняет! — Он показал на горы. Там лежали руины башен, разрушенных карательной экспедицией. — Лай сколько хочешь. А я тебе уплатил. И весной пахать землю буду я!..

— Мы тебя накормим, мы засыплем твои глазницы землей, чтоб на чужое не зарился! — завопили родственники Гойтемира и, схватившись за кинжалы, кинулись к Гараку.

Но народ опять вступился, не допустив кровопролития. Гарака отвели в сторону, уговорили уйти.

— Я их не боюсь! Моя правда! — выкрикнул он. — Хорошо, я послушаю вас. Я уйду. Но вы свидетели: я заплатил ему!..

Разгневанный Гарак, тяжело ступая, шел домой. Он был потрясен подлостью Гойтемира. Он понимал, как трудно будет ему тягаться с этим человеком. И все же решил бороться за свое да конца.

Калой шагал за Гараком, не в силах сдержать восторга: отец не спасовал перед самим старшиной.

А в это время остервеневший Гойтемир с проклятиями и бранью выгонял со своего база гараковских коров, избивая их палкой и камнями.

Ночью коровы Гарака вернулись домой. Докки проснулась от их мычания и с радостью пошла доить.

Она еще не знала, что между ее мужем и старшиной возникла глубокая и непримиримая вражда.

Гарак изменился. Тяжелые мысли теперь не покидали его.

Когда человек умирает, для него все кончается со смертью. Но когда человек живет, а умирает его мечта, тогда он остается с мучительной тоской, от которой нет избавления до конца дней, Так было и с Гараком. Он перестал верить в себя, верить в то, что ему удастся одолеть Гойтемира.