Из собрания детективов «Радуги». Том 2 - [31]
— Достаточно ли у вас прислуги для такого праздника? — спросил я, чуточку поддразнивая.
Она засмеялась.
— Ангелы, бамбино, ангелы помогут мне. И прежде всего один из них — моя доченька.
Ангелы…
Я взглянул наверх и спросил:
— Есть в нашем прежнем доме огромный зал, гораздо больше этого, с огромными канделябрами и ангелочками на потолке?
— Да, — ответила она. — Там есть большой зал, хотя… не больше этого, и канделябры там стоят, и ангелочки есть на потолке…
— Не больше этого?
Я оглянулся и вдруг сообразил: во сне я видел тот зал таким же, каким он казался мне раньше, когда я был совсем маленьким. Потому меня и не оставляло ощущение, будто я превратился в карлика и едва доставал головой до крышки стола.
— Тетя Синичка, — сказал я, — не могли бы вы попросить людей, которые теперь там живут, разрешить мне посмотреть комнаты, где я жил ребенком?
— О, мой милый Мартино, — воскликнула она, испуганно взмахнув крылышками. — Боюсь, тебе туда не попасть.
Я расстроился.
— Что, они такие нелюбезные? А если вы все-таки их попросите…
Она снова засмеялась.
— Они милейшие люди, Мартино, но они монашки. В том крыле теперь монастырь. Ни один мужчина не может войти в это здание. Вот если б ты был еще малышом со светленькими кудряшками, как много лет назад… Но ты уже мужчина, и очень интересный. Слишком велик соблазн для молодых монашек!
Она смеялась, и я невольно улыбнулся, несмотря на постигшее меня разочарование. Она посмотрела на меня.
— Но я сделаю для тебя все, что смогу. Придвинь-ка мне телефон.
Она указала на столик, где стоял телефонный аппарат с длинным шнуром. Я поставил телефон возле ее кресла и не без удовольствия слушал последовавший затем разговор, вернее сказать — монолог старой графини. Боюсь, что настоятельнице на другом конце провода не удалось вставить ни слова. Моя благожелательница щебетала и заливалась соловьем, жестикулируя птичьими лапками и отстаивая интересы «бедного мальчика», которому так хотелось бы вновь увидеть дом, где он родился и где умерла его любимая маменька. Сколько ему лет? О, совсем еще ребенок, матушка настоятельница. (Она подмигнула мне.) Ну… лет семнадцать… — легко соврала она. — Да, да, я понимаю…
Матери-настоятельнице явно удалось-таки вставить слово. Через минуту старушка взглянула на меня и шепотом спросила:
— Можешь завтра утром? Но лишь несколько комнат…
Я кивнул, довольный и этой малостью.
— Да, матушка, я вам очень благодарна! Завтра утром. Его мать на небесах тоже будет вам благодарна. Она, конечно, на небесах. Это был сущий ангел. Нет, не нашей церкви. Но ведь там для всех хватит места? Я всегда радовалась, что наш господь так сказал. Другим я и не могла бы себе его представить, и это так прекрасно — быть уверенной…
Наконец она попрощалась и положила трубку.
— Очень жаль, но тебе удастся посмотреть лишь две комнаты, Мартино. Молельный зал и приемную и, если захочешь, кухню. Помнится, молельный зал был раньше кабинетом твоего отца, а их приемная твоей детской.
Я поблагодарил ее.
— Детскую я помню очень хорошо, — сказал я.
— И всех своих игрушечных зверушек? У тебя их столько было! Кто бы тебя ни спросил, что тебе подарить на день рождения или на Рождество, ты всегда требовал какого-нибудь зверька.
— Да, и я любил с ними разговаривать. По-итальянски. Я считал, что по-голландски они не понимают.
— Ты так мило лепетал по-итальянски, чуть-чуть с акцентом.
— Я перенял его у Лючии.
— У Лючии? Ах да, это твоя няня. Какая же у тебя память!
— Не на все… Многое я позабыл. Расскажите-ка мне, бывала здесь на площади ярмарка? И ходил ли здесь человек, одетый Дедом Морозом?
— Конечно! — воскликнула она. — Каждый год на Рождество здесь устраивают большую ярмарку игрушек, ведь Сочельник у нас — самый большой детский праздник. Каждый год мы ее посещали, и как же ты восхищался фонариками и игрушками. Моя милая Стелла предлагала тебе выбрать зверушек для детей бедняков, и тебе это очень нравилось. Ты разорял своего отца. Самые прекрасные игрушки казались тебе недостаточно хороши для детей бедняков. У тебя было доброе сердечко, как и у твоей милой мамочки. В те времена я много занималась благотворительностью, и Стелла, как только могла, помогала мне. Она охотнее разносила бедным продукты, одежду и игрушки, чем участвовала в приемах и званых обедах. Она не меньше тебя любила игрушечных зверушек. Иногда она бывала такой ребячливой. Но в этом как раз и было ее обаяние. Бамбино, может, ты хочешь чего-нибудь выпить или закурить?
— Нет, спасибо.
Мне не хотелось ни пить, ни курить. Мне было так легко, так радостно и спокойно. Я чувствовал себя исцеленным от всех страхов, всех дурацких подозрений…
Я решил, что пробуду в Риме как можно дольше и каждый день буду навещать ее. Она, конечно, будет рада, и тут я наконец-то, наконец смогу вволю поговорить о матери. Ведь чем больше она рассказывает, тем больше образов пробуждается в моей памяти: вот она сама, казавшаяся мне уже в те времена очень старой, с моей матерью за роялем. Она поет, и мама ей аккомпанирует. А иногда они пели дуэтом. И где-то на заднем плане мне виделся неясный облик ребенка… и еще одного человека, взрослого, навещавшего мою мать, когда ей нездоровилось. Доктор Ломбарди?
Очнувшись на полу в луже крови, Роузи Руссо из Бронкса никак не могла вспомнить — как она оказалась на полу номера мотеля в Нью-Джерси в обнимку с мертвецом?
Действие романа происходит в нулевых или конце девяностых годов. В книге рассказывается о расследовании убийства известного московского ювелира и его жены. В связи с вступлением наследника в права наследства активизируются люди, считающие себя обделенными. Совершено еще два убийства. В центре всех событий каким-то образом оказывается соседка покойных – молодой врач Наталья Голицына. Расследование всех убийств – дело чести майора Пронина, который считает Наталью не причастной к преступлению. Параллельно в романе прослеживается несколько линий – быт отделения реанимации, ювелирное дело, воспоминания о прошедших годах и, конечно, любовь.
Егор Кремнев — специальный агент российской разведки. Во время секретного боевого задания в Аргентине, которое обещало быть простым и безопасным, он потерял всех своих товарищей.Но в его руках оказался секретарь беглого олигарха Соркина — Михаил Шеринг. У Шеринга есть секретные бумаги, за которыми охотится не только российская разведка, но и могущественный преступный синдикат Запада. Теперь Кремневу предстоит сложная задача — доставить Шеринга в Россию. Он намерен сделать это в одиночку, не прибегая к помощи коллег.
Опорск вырос на берегу полноводной реки, по синему руслу которой во время оно ходили купеческие ладьи с восточным товаром к западным и северным торжищам и возвращались опять на Восток. Историки утверждали, что название городу дала древняя порубежная застава, небольшая крепость, именованная Опорой. В злую годину она первой встречала вражьи рати со стороны степи. Во дни же затишья принимала застава за дубовые стены торговых гостей с их товарами, дабы могли спокойно передохнуть они на своих долгих и опасных путях.
Как часто вы ловили себя на мысли, что делаете что-то неправильное? Что каждый поступок, что вы совершили за последний час или день, вызывал все больше вопросов и внутреннего сопротивления. Как часто вы могли уловить скольжение пресловутой «дорожки»? Еще недавний студент Вадим застает себя в долгах и с безрадостными перспективами. Поиски заработка приводят к знакомству с Михаилом и Николаем, которые готовы помочь на простых, но весьма странных условиях. Их мотивация не ясна, но так ли это важно, если ситуация под контролем и всегда можно остановиться?
Из экспозиции крымского художественного музея выкрадены шесть полотен немецкого художника Кингсховера-Гютлайна. Но самый продвинутый сыщик не догадается, кто заказчик и с какой целью совершено похищение. Грабители прошли мимо золотого фонда музея — бесценной иконы «Рождество Христово» работы учеников Рублёва и других, не менее ценных картин и взяли полотна малоизвестного автора, попавшие в музей после войны. Читателя ждёт захватывающий сюжет с тщательно выписанными нюансами людских отношений и судеб героев трёх поколений.