Из родной старины - [9]

Поднялся, наконец, отец Пахомий и удивленным взором взглянул на схимника.

— Почто покинул ты свое заточение, отец Тихон?

— Сердце сказало мне, что близок день судный. Многим принесет наступающий день мрак могильный…

И древний схимник опустился на колени перед образом.

Архимандрит закрыл глаза бледной рукой и задумался.

Кто-то тяжелой поступью подошел к двери, поспешно распахнул ее, и на пороге показался бледный, окровавленный человек.

— Нелюб! Откуда?! — крикнул отец Пахомий.

Молодой купец зашатался и упал на лавку; насилу-насилу отдышавшись, заговорил он хриплым, слабым голосом:

— Слава Пресвятой Троице, успел я к тебе добраться, святой отец! Три дня пролежал я в кустах, на берегу… Настигла меня пуля казацкая, как я через Волгу плыл; дополз до рыбацкого шалаша, — насилу отлежался… А только плохую я вам весть принес, отцы святые! Знаете вы или нет, что ваша рать на утро к Нечаю перейдет?

И Нелюб взглянул на старцев впалыми горящими глазами.

— Слыхал я про это, да не верил, — глухо вымолвил архимандрит.

— Истинно так, отец Пахомий! Я все доподлинно вызнал; как хоронился в шалаше, так нашел меня там посадский знакомый; выдать меня не выдал, а только поведал: скоро-де монастырю конец. Лукав атаман Нечай; послал он в обитель перебежчиков; соблазнили они монастырских людей лестью да уговорами, и вот увидите, что на утро будет!

Прошептал Нелюб последние слова, опустил голову и совсем помертвел.

— Да будет воля Господня! — медленно и важно произнес архимандрит.

За Нелюбом давно уже набралось в келию много молодых и старых монахов; в испуге перешептывались они друг с другом и передавали страшную весть.

— Идемте, братие, примем венец мученический! — вымолвил громким спокойным голосом архимандрит, поднимаясь со скамьи. — Кажись, светает… Помолимся в последний раз!

— Стой, архимандрит! Стойте, монахи! — нежданно раздался чей-то сильный, громкий голос.

Дряхлый схимник, выпрямившись во весь рост, повелительно протянул к испуганным монахам исхудалую, бледную руку.

— Спасай свою жизнь, отец Пахомий! Как мудрый пастырь и глава святой обители, укрой и спаси от поругания разбойничьего дары святые, иконы чудотворные!.. Вынесут алчные грабители на торжище ризы драгоценные, осквернять их нечистым прикосновением!.. Я останусь в обители, отец Пахомий. Я стар годами и не страшусь ни смерти, ни мук; всю долгую жизнь прослужил я церкви Божией… Послушайся меня, архимандрит, как отца старого. Не богата святая Русь пастырями сильными, твердыми. Рано тебе, отец Пахомий, смертью мученической умирать… Еще раз говорю тебе, — беги из обители. Оставь немощных и дряхлых, близких к смерти, возьми с собой крепких да сильных иноков, вынеси под покровом темной ночи монастырские святыни и обительскую казну… Чую я, что недолго будут кромешники в стенах обительских свирепствовать: грянут и на них Божий гром да царский гнев… Спасайся, архимандрит!

Безмолвен и мрачен стоял отец Пахомий. Бледные монахи с трепетом ждали его решения… Наконец, он поднял голову, взглянул на образа и опустился перед схимником на колени.

— Благослови же меня, святой отец! Наставил ты и вразумил меня. Не оставлю я святынь обительских на разграбление… Братие! — повелительно обратился он к монахам. — Кто не мнит себя к смерти готовым, тот да последует за мной.

Розовые облака загорались на утреннем небе.

В монастырских стенах мало-помалу просыпался народ. Служки и богомольцы, протирая сонные глаза, бежали к передним воротам, где уже собралась огромная толпа, гулко переговаривавшаяся; слышались громкие крики:

— Отворяй ворота! Чего от приятелей прятаться…

— Эх, братцы, скучно в обители сидеть!..

— Идем к казакам, — то-то у них раздолье…

Стража, охранявшая ворота, начала отгонять бердышами и саблями напиравшую ватагу; завязалась ссора и драка, в толпе засверкало обнаженное оружие…

В это время у задней стены монастыря тоже толпилась кучка людей.

Торопливо и безмолвно, одетые в черные рясы, согнувшись под тяжелой ношей, монахи один за другим выходили чрез маленькую потайную калитку из монастырских стен. Высокий клобук архимандрита Пахомия виднелся позади всех.

Бережно придерживая скрытый на груди драгоценный образ — святыню обительскую, — отец Пахомий вел тихую беседу с тучным казначеем.

— Шел бы ты с нами, отец Паисий, — говорил он, — не пощадят тебя разбойники.

— Нет, отец Пахомий, как решено, так и сделаю; куда мне идти?.. Только вас задержу, упаду на первой версте… А за обитель святую я с радостью пострадаю!

— Ну, как знаешь, Господь тебя благослови! — грустно сказал архимандрит.

Приняв благословение и облобызав руку отца Пахомия, казначей запер наглухо калитку и пошел к пустынным келиям.

Оставшиеся монахи — человек восемь — собрались на молитву в монастырской трапезной. Это были дряхлые, седовласые старцы, давно простившиеся с миром. Старый схимник лежал ниц перед образом. Тяжко и горестно вздыхая, тучный казначей присоединился к братии.

Между тем крики бушевавшей толпы перешли в оглушительный вопль.

Давно были выбиты ворота, и оборванные, буйные ватаги черни врывались потоками в мирную монастырскую обитель…

Атаман Нечай шел во главе всех, бок-о-бок с атаманом Черноусенко.