Из прошлого: Между двумя войнами. 1914-1936 - [35]

Но и другие нации оживают или пробуждаются. С 1916 года создана лига, которая поставила своей целью просить французское правительство вписать в качестве одного из необходимых условий мирного договора полную независимость Чешского государства. Я вступил в нее. Эта нация, славянская по своему происхождению, пришедшая некогда с берегов Вислы в Богемию и говорящая на языке, представляющем вместе с польским западную ветвь славянских языков, нация, которую германизм всегда пытался и будет пытаться разобщить, является в действительности одной из наиболее энергичных и спаянных наций Европы. Она сыграла значительную роль в развитии человеческих идей; во всех областях, и особенно в области мышления, она утвердилась с большим мужеством. Богемия – это «клин, вбитый в тело Германии». Она боролась против германизма с помощью церкви, школы и своей замечательной организации «Сокол». Я горжусь тем, что с сентября 1916 года требовал независимости чешского народа, независимости страны, которая дала в лице Яна Люксембургского[35] единственного иностранного короля, погибшего за Францию, и после нашего поражения в 1870 году, когда Европа в страхе молчала, потребовала, чтобы Эльзас и Лотарингия остались французскими. Я не могу забыть пророческих слов Бисмарка: «Кто владеет Богемией, тот хозяин Европы». У меня установились отношения с патриотом Эдуардом Бенешем; с ним меня впоследствии связала дружба, которую не поколебали самые тяжкие испытания.

Существует также польский вопрос. Австрия и Германия хотят восстановить Польшу и под покровительством Центральных держав направить против России. Австрия, опираясь на «Польский клуб», с выгодой использует свои отношения с галицийцами и помощь, которую оказывает ей епископ монсеньер Бандурский. Германия старается искоренить у поляков чувство традиционной симпатии к Англии и Франции; германофил Грабовский опубликовал широко разошедшуюся книгу, где он излагает планы захватов, которые должно было бы осуществить берлинское правительство. Бедной Польше никак не удается прокормить себя. Напрасно комиссия Рокфеллера в Варшаве пытается оказать помощь бесчисленной армии неимущих. А немцы, само собой, расстреливают: это их забава. Вопль терзаемой Польши доносится до нас, бередит наши сердца демократов и свободных французов, мучает наше сознание, возбуждает наш гнев. Россия встревожена этим; она принимает беженцев из захваченных губерний. В Думе, при ее открытии 9 и 22 февраля, представитель польского коло заверил в верности его нации делу союзников. Немцы открыли в Варшаве университет и политехническую школу, где преподавание будет вестись на польском языке. Архиепископ Каховский отслужил по случаю открытия торжественный молебен; на церемонии присутствовали ректор университета и князь Любомирский… Нужно, чтобы поляки услышали голос Франции, который ободрил бы тех несчастных студентов, которые вынуждены петь по приказу перед фон Безелером скорбный «Gaudeamus igitur».

Друзья Польши требуют от Франции и Англии, чтобы они побеспокоились и действовали. В Париже господа Газиоровский и Дерезенский издают еженедельный журнал «Полониа». Надо добиться от России, чтобы Польша стала независимой. Я счел необходимым написать 18 августа 1916 года:

«Чего мы желаем в подобных обстоятельствах? Если позволительно вас предупреждать, то что мы посоветуем вам? Чтобы вы оставались самими собой, верными тем требованиям, которые вы выдвинули и которые должны возвратить целостность вашей стране. Видите ли, драма, подобная настоящей, не допускает решений, продиктованных уступчивостью, или полумер. В настоящее время угнетенные национальности ставят на карту все. Конечно, вы особенно страдаете, ваши муки сходны с муками Бельгии. Как взволнованно писал ваш Сенкевич, сыны вашей родины вынуждены сражаться под знаменами трех враждебных армий и убивать друг друга. Огонь превратил ваши поля в пустыню, где бродит голод; рабочий и пахарь без работы и почти без хлеба. Мать смотрит рыдая, как гибнет ее сын, не в силах помочь ему. Но именно подобные страдания всегда приводят к великому возрождению. Вы замечательный народ, чей голос, торжествующий или подавленный, не раз звучал во всем цивилизованном мире. Будьте и на этот раз самими собой; не соглашайтесь больше ни с каким рабством, откуда бы оно ни исходило, чтобы наши глаза, ослепленные потоками крови, смогли бы наконец с восторгом узреть недалекий день, когда свершится чудо, в котором мы уже отчаялись: «свободная и восстановленная Польша...» Это твой поэт Мицкевич требовал восемьдесят лет тому назад в «Книгах пилигримства польского» «всеобщей войны за свободу народов». Эта война идет – веди ее вместе с нами до конца».

* * *

Таким образом, мы старались остаться верными великой освободительной традиции Франции; дальнейшие события совпали с нашими желаниями. Но мы знали также, что для победы недостаточно сокрушить военное и даже политическое могущество Германии. Нужно большее. Эта Германия, столь жестокая, сохранившая вкус к убийствам и страсть к грабежам, обладала неоценимыми качествами. Об этом надо было сказать французскому народу, и мы сделали это в апреле 1916 года с трибуны «Анналов», заявив, что самый доброжелательный интерес к ней соответствует нашей доброй воле. За железным занавесом, которым армия отгораживает страну, последняя не должна походить на пустую сцену; надо действовать и там; самый текст декларации от 28 марта 1916 года, принятый на недавнем совещании союзников, на котором присутствовали Жоффр, Кастельно, Кадорна и. лорд Китченер, провозглашал солидарность военных, дипломатических и экономических действий. Некогда, спасая Францию, Конвент дал ей ту современную организацию, которой она живет с тех пор. Беррье