Из прошлого: Между двумя войнами. 1914-1936 - [104]

Министр финансов должен был разрешить следующие задачи:

1. Требование погашения казначейских бон и бон национальной обороны, обращение которых под влиянием враждебной правительству пропаганды упало с 60 218 миллионов на 30 июня 1924 года до 56874 миллионов на 31 марта 1925 года, то есть уменьшилось на 3344 миллиона.

2. Покрытие дефицита бюджета 1924 года, который не удалось сбалансировать, несмотря на налоги, утвержденные голосованием в марте 1924 года, то есть суммы минимум в 1 955 миллионов.

3. Авансы для «Национального кредита», неизбежные вследствие неудачи размещения займа этого учреждения в начале 1924 года и необходимые для продолжения восстановительных работ в освобожденных областях, то есть 724 миллиона в 1924 году и 150 миллионов с 1 января по 31 марта 1925 года, а всего – 874 миллиона.

4. Авансы для покрытия дефицита общего фонда железных дорог – 429 миллионов. Следовательно, общая сумма срочных расходов составляла 6602 миллиона.

* * *

Кроме того, министр финансов должен был покрыть текущие и нормальные расходы 1925 года до поступления налогов, такие, как не предусмотренные бюджетом выплаты долга (а именно: по облигациям, выпущенным сроком на 6 лет, два последних квартала 1924 года – 189 миллионов; по этим же облигациям, 1 квартал 1925 года – 100 миллионов; по облигациям, выпущенным сроком на 10 лет, 1915-1925 годы, срок платежа 15 февраля 1925 года – 333 миллиона). Эти цифры были приведены г-ном Клемантелем в его докладе 17 марта 1928 года.

13 марта управляющий банком дал знать министру финансов, что он колеблется выступить на фондовой бирже, считая, что положение требует прежде всего «завершения бюджетной работы парламента». Через три дня, 16 марта, он сообщил, что положение с денежным обращением ухудшается, несмотря на открытие подписки на налоговые чеки, назначенной на 20 число.

25 марта 1925 года Леон Блюм написал мне от имени своей группы, чтобы выразить свои «терзания» по поводу финансового положения и предложить меры, казавшиеся ему необходимыми. «Ныне, – писал он мне, – из-за того, что время упущено, и главным образом (справедливость заставляет нас признать это) из-за недостойных маневров антиреспубликанской оппозиции, безответственно рискующей разорением Франции, чтобы добиться от большинства политических репрессий, положение стало настолько серьезным, что нельзя медлить ни минуты». Курсы растут, цены повышаются, грозит инфляция. Затруднения нашего казначейства – наследие старого парламента – не только используются теми, кто играет на понижении франка, но отдают нас на милость банков и Французского банка. Слишком часто приходилось для покрытия трудных платежей прибегать к их услугам, когда они были вольны отказать нам или заплатить. Демократическое правительство не может мириться с таким рабством. Оно не может далее зависеть от милости и жить под игом крупных денежных сил, сил враждебных, возлагающих на правительство ответственность за те трудности, за которые ответственны другие, использующих эти трудности в борьбе против правительства и сознающих, что они нашли действенное оружие против большинства 11 мая, и они не выпустят это оружие из рук, пока не ранят насмерть правительство и это большинство. Наконец, платежи казначейства по ценным бумагам, накопившиеся на этот год благодаря преступной беспечности предшествующих правительств, создают в дополнение к этим тяжким затруднениям угрозу, поистине драматическую. Подобное положение не может более продолжаться. Страна не может дальше так жить. Из месяца в месяц, с недели на неделю откладывались необходимые меры, неотложность которых правительство признало вместе с нами и которые его глава дважды приказывал подготовить… Мы также знаем, какие советы, какие предупреждения давали банковские и финансовые специалисты правительству… Те самые люди, которые отклонили необходимые мероприятия во имя доверия, в один прекрасный день обратились к нам и заявили: «Что до доверия, то страна не может оказать его нынешнему правительству и нынешней политике».

В этом суровом анализе создавшегося положения Леон Блюм был прав. Я дважды приказывал подготовить общие мероприятия. Министр финансов изо всех сил добивался того доверия, в котором нам отказывали. Мы располагали доверием народа, но не доверием имущих. Леон Блюм добавлял: «Мы найдем помощь лишь в самих себе, в животворных силах той страны, которая идет вместе с нами, которая к тому же достаточно доказала своим сопротивлением искусственной кампании паники, что она питает и сохраняет подлинное доверие. Нужно обратиться к ней. Нужно открыть ей всю правду, без утайки. Нужно покончить с политикой промедления, с пустыми надеждами, с полуправдой и полумерами. Нужно действовать…» Леон Блюм, впоследствии сам познавший в качестве главы правительства такие же трудности, не требовал специально тех или иных мер; он лишь просил «дать программу, которой было бы по плечу преодоление нынешних трудностей и которая была бы способна разрешить их во всей их совокупности раз и навсегда». «Мы не являемся, – писал он мне, – сторонниками нынешнего общественного порядка, но мы не пытаемся его изменить путем финансового и экономического беспорядка, цепью хаотических кризисов, первыми и наиболее верными жертвами которых всегда являются трудящиеся».