Из первых уст… - [34]

У Риты была сцена, когда она занимается макияжем. Она сказала: «Юрочка, я тебя прошу, если можно, мне хотелось хотя бы увидеть, как выглядела настоящая косметика во времена кардинала Ришелье». И мы нашли в запасниках Львовского музея и коробочку в драгоценностях, и косметику… Стоял автоматчик и охранял эти бриллианты, и на нее одевали подлинные вещи. Ей это было необходимо, чтобы почувствовать себя в этой тарелке.

Г. Юнгвальд-Хилькевич

Моя Миледи – несчастнейшее, одинокое существо, судьба ее невероятно трагична. Дюма придумал для Миледи клеймо. Значит, эта женщина должна была быть вне каких-либо законов. Любой мог казнить ее на месте в тот момент, когда он это клеймо увидел, что и попытался сделать Атос. А он так ее любил! Повторяю – казнить Миледи мог любой! Поэтому она и вела себя соответственно: была этакой оторвой, хулиганкой, летучим голландцем. С таким характером она явно не подходила для монастыря. Миледи не оставалось выхода, кроме как работой у кардинала зарабатывать деньги и вкладывать их в свое будущее потомство. Помните, она просит Ришелье дать ей титул, который она могла бы передать по наследству.

Обычно зритель все-таки отожествляет актера и роль, но Рита сыграла такую яркую, такую обаятельную, такую уникальную личность, что умудрилась стать любимой. Очень многие считали, что мушкетеры были не правы! И в первую очередь Атос. Миледи – жестокая, но женственная, невероятно мстительная и так далее. Она все это сыграла! Я не показывал, как ей рубят голову, а в конце сделал так, что она споткнулась, остановилась, покаялась. Ее последний взгляд вверх… кричат журавли, и все.

Г. Юнгвальд-Хилькевич

Миледи смела, изящна, решительна, она может метко стрелять, кидать кинжалы в мишень, убегать от палачей, скакать на лошади, очаровывать монахинь в монастыре, петь Ришелье сатирические песенки, сочиненные про него народом. Но в ней нет ничего изначально порочного или рокового. Кстати, однажды в Коломне я в очередной раз услышала за своей спиной: «Миледи! Роковая!», а мэр города Коломны (я и не знала его лично) вдруг возразил: «Маргарита Борисовна никогда не была роковой, она всегда была романтической». Мне такое определение больше нравится: «романтическая» или «харáктерная» актриса. Действительно, я всегда старалась играть именно характеры, судьбы.

Однажды мой сын отдыхал в «Артеке», а мы с Анечкой приехали туда выступить. Очень интеллигентный молодой человек сказал мне: «Вот, кстати, домик Миледи». И показал на такой беленький, совсем маленький домик. Я подумала сначала, что он шутит. «Это правда» – сказал мой экскурсовод. – Прототипами Миледи были две женщины, одна из них, Диана, жила именно здесь». Я узнала, что эта женщина вместе с компаньоном украла очень дорогое ожерелье. Их разыскивали. Его поймали, а ее схватить не удалось. Какой же ловкой и сильной была эта девочка, если смогла ото всех улизнуть! Миледи была вынуждена прятаться в Крыму от своих преследователей. А Крым, писал Овидий, был глубочайшей провинцией. Сначала с этой дамой была горничная, потом горничная сбежала, и та осталась совсем одна. И доживала свой век здесь. Зачем ей было нужно это ожерелье? Не понимаю…

Заслуга Юры Юнгвальда-Хилькевича в том, что мою Миледи удалось сделать именно такой: не щеголять нарядами или красиво уложенной прической, а придумать образ непростой, даже трагической личности. Юра монтировал фильм, восклицая: «Твою Миледи жалко! Так не должно быть! Это плохо!», и принялся резать. Мне особенно обидно за одну мою фразу: «Подслушивал благородный Атос!» Ее Юра тоже убрал. А потом на меня набросился Слава Зайцев: «Почему тебя так одели? Что за растрепа? Ты была такая красивая в “Собаке на сене”, а тут что?» Сначала, когда я смотрела материал, огорчалась, если не очень хорошо выглядела. Но прошло время, и оказалось, что это было правильно. Тогда ведь я нарочно не спала ночами, чтобы на съемках было уставшее лицо и круги под глазами. Ведь Миледи ночи напролет проводила в седле.

Во время съемок мы жили в просторном частном доме у моих друзей и съели все, что там было законсервировано…

В период работы над ролью Миледи вокруг меня как будто стали вихриться силы зла. Иначе я не могу объяснить то, что происходило.

Юра подтвердит. Скажем, мне нужно было нарисовать клеймо в сцене, когда тайну Миледи случайно узнал д’Артаньян. Нарисовать захотел сам режиссер Хилькевич, он ведь еще и художник. Юра говорит: «Сейчас я тебе нарисую» – и вдруг замолкает, а потом кричит: «Посмотрите, у нее на плече красное пятно в форме лилии – его нужно только обвести!» Представляете?!

Он позвал всех и просто обрисовал лилию, выступившую на моем плече. Я женщина нервная, мне это показалось странным. Сыграли мы эту сцену. Но чем дальше, тем страшнее. Начали происходить какие-то необъяснимые вещи: волосы у меня стали выпадать пучками, сумку потеряла, потом потеряла билет, с которым должна была лететь на гастроли. Я настолько испугалась, что все в Одессе оставила. Мне кажется, что это и есть тот самый натуральный замес эмоций, энергии и каких-то потусторонних явлений, на котором и держалось все.