Из пережитого в чужих краях - [104]
Хорошее начинание было в корне испорчено. Дух истинной научной мысли отлетел от страниц «Врачебного вестника». В 1933 году журнал прекратил свое существование.
Я не был бы объективным, говоря о жизни русских врачей за рубежом, если бы обошел молчанием те возможности научного и практического усовершенствования, которые Франция предоставляла врачам-иностранцам.
Двери всех парижских клиник и больниц были всегда широко открыты для врачей всех стран. Все они встречали со стороны их руководителей самое предупредительное отношение. За 13 лет моих хождений по парижским клиникам и больницам я не запомню ни одного случая, чтобы врач-иностранец почувствовал в их стенах какое-либо недоброжелательство по отношению к себе.
Кличка «поганого иностранца» оставалась позади — за дверями больниц и клиник. Экспансия французской научной медицинской мысли за пределами Франции давно уже стала традицией верхушки французского клинического мира. Посещавшие парижские медицинские учреждения иностранные врачи автоматически становились проводниками этой экспансии. Само собой разумеется, что ни один из них не мог получить никакого штатного места и никакой заработной платы по причинам, о которых я говорил выше. Наоборот, за некоторые виды клинического усовершенствования в виде курсов лекций и семинаров по какому-либо узкому вопросу он сам платил определенную сумму. Но ему беспрепятственно предоставлялось право участвовать во всей повседневной больничной и клинической работе, в профессорских обходах и разборе больных, следить за течением болезни госпитализированных, принимать активное участие в операциях и т. д. Для выполнения всего этого не требовалось никаких формальностей: достаточно было лично представиться профессору или заведующему отделением, назвать себя, свою национальность, место получения диплома и сообщить ему, какой раздел данной медицинской специальности вас интересует больше всего и в каком направлении вы хотели бы работать.
Читателю, возможно, будет немного непонятно, каким образом эту повышенную любезность и предупредительность верхушки французского медицинского мира можно сочетать с теми драконовскими мерами, которые синдикат французских врачей применял по отношению к иностранцам в их практической врачебной деятельности?
Причина этого явления заключается в следующем: врачи университетских клиник и крупных больниц Франции представляют собою научную аристократию медицинского мира. Их клиническая карьера многоступенчатая: каждая ступень достигается путем сдачи особых конкурсных экзаменов. Квалификация врачей, занимающих низшие ступени этой лестницы, — повышенная по сравнению со всей остальной врачебной массой; занимающих высшие — исключительно высокая.
Клинические и больничные врачи Парижа и других крупных медицинских центров Франции, как правило, не состоят членами врачебных синдикатов. На всю основную массу французских врачей они смотрят свысока. Присутствие иностранцев в стенах государственных лечебных учреждений никакой опасности для их кошелька не представляет. Иностранцы эти работают в клиниках бесплатно и никаких штатных мест не занимают. А проработав месяцы и годы во французских клиниках, они, хотят того или не хотят, разносят по всем странам мира славу французской медицинской науки, а попутно пропагандируют продукцию французской фармацевтической и медико-инструментальной промышленности. Это ведь тоже немаловажно!
Но если объективность заставила меня отдать должное в моих воспоминаниях тем возможностям, которые корифеи французской медицинской мысли предоставляют врачам-иностранцам, совершенствующимся во французских клиниках, и которыми лично я пользовался долгие годы, то эта же объективность не позволяет мне умолчать о том горьком осадке, который остался у меня на душе после долголетних хождений по этим клиникам. Осадок этот остается у каждого русского врача, близко знакомого с жизнью государственных и общественных лечебных учреждений Франции.
Суть дела в том, что больной человек, лежащий на больничной койке государственной французской больницы, есть только отчасти человек. В значительной степени он морская свинка или кролик, над которым врачебная мораль капиталистического общества разрешает производить кое-какие эксперименты, испытывать действие вновь изобретенных и еще не проверенных на практике лечебных препаратов и т. д. Поскольку больной не представляет для лечащего врача никакого материального интереса, он не пациент в обычном смысле слова и церемониться с ним нечего. Больничный врач не считает даже нужным давать ему какие-либо объяснения по части установленного диагноза его болезни, происшедших перемен в состоянии здоровья и дальнейшего лечения. Хочешь разговаривать с врачом и получать ответы на интересующие тебя вопросы — иди в частную лечебницу и ложись в частный стационар. Их во Франции — тысячи. Места всем хватит.
Тяжелое впечатление на посетителя производит также материальная база парижских больниц. Это грандиозные учреждения с числом коек часто больше тысячи в каждом. Но размещены они в зданиях, построенных в XVIII и XVII веках. За 21 год моего пребывания в Париже там была построена только одна больница вполне современного типа — это так называемый «Новый Божон».
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
Автор этой документальной книги — не просто талантливый литератор, но и необычный человек. Он был осужден в Армении к смертной казни, которая заменена на пожизненное заключение. Читатель сможет познакомиться с исповедью человека, который, будучи в столь безнадежной ситуации, оказался способен не только на достойное мироощущение и духовный рост, но и на тшуву (так в иудаизме называется возврат к религиозной традиции, к вере предков). Книга рассказывает только о действительных событиях, в ней ничего не выдумано.
«Когда же наконец придет время, что не нужно будет плакать о том, что день сделан не из 40 часов? …тружусь как последний поденщик» – сокрушался Сергей Петрович Боткин. Сегодня можно с уверенностью сказать, что труды его не пропали даром. Будучи участником Крымской войны, он первым предложил систему организации помощи раненым солдатам и стал основоположником русской военной хирургии. Именно он описал болезнь Боткина и создал русское эпидемиологическое общество для борьбы с инфекционными заболеваниями и эпидемиями чумы, холеры и оспы.
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.