Из Орловской губернии - [8]

— Какъ же вы, ваше благородіе, узнаете этого разбойника, Тришку Сибиряка?

— Какъ не узнать! у меня примѣты его имѣются, говоритъ исправникъ.

— А позвольте взглянуть.

Исправникъ подалъ купцу примѣты.

— «Волосы русые, брови черные, сталъ читать купецъ, лѣтъ отъ роду тридцать»… Баринъ, да вѣдь это, пожалуй и на меня смахиваетъ!…

Глянулъ исправникъ, съ нимъ точно сидитъ не купецъ, а самъ Тришка Сибирякъ.

— Слушай, исправникъ, заговорилъ Тришка, васъ дураковъ мало обманываютъ, а ты еще и меня хотѣлъ обмануть! Вотъ тебѣ и наказаніе: ступай пѣшкомъ домой!

Нечего дѣлать, исправникъ вылѣзъ изъ брички, да и бричка-то была новая, вылѣзъ да поплелся домой — откуда пришелъ, а Тришка покатилъ куда ему надо было!

Тришка Сибирякъ, какъ я уже сказалъ, что его смѣшиваютъ съ Засоринымъ, Сиротой, Дубровой и другими, то и всѣ они никого не убивали; только ужь когда честію не возьмешь — злыхъ помѣщиковъ учили, и тою же наукой подъ колѣнками жилки подрѣзывали, и опять-таки для того все, чтобъ не швыдко бѣгали.

Орелъ, 10-го апрѣля.

Сохранились и теперь преданія: что до назначенія Орла губернскимъ городокъ, на рѣкѣ Окѣ моста не было, и что въ самый годъ этого назначенія началось здѣсь судоходство; въ первый разъ отправились только двѣ маленькія барки по 12 саженъ длиною, и какъ дѣло было для орловцевъ новое, то почти весь городъ провожалъ эти барки верстъ за десять. И теперь есть старики, которые помнятъ, что въ Орлѣ былъ одинъ только трактиръ, одна табачная лавка; будочниковъ, пожарныхъ солдатъ совсѣмъ не было: на пожаръ сбѣгались и тушили сами жители; которые опаздывали или совсѣмъ не приходили, съ тѣхъ брали пени. По ночамъ караулили по очереди сами хозяева, и между очередными караульщиками случались караульщицы — женщины и дѣвушки.

— Зачѣмъ же будочниковъ завели? спросилъ я старика, разсказывавшаго мнѣ это.

— А затѣмъ, батюшка, отвѣчалъ старикъ: — больно задорно стало; въ одной улицѣ караульщикъ, въ другой караульщица; долго ли до грѣха! Сейчасъ грѣхъ, какъ есть грѣхъ!…

— Такъ и тогда доходило до грѣха?

— Какъ не доходить, доходило! А все грѣха въ тѣ времена было куда меньше! а жили веселѣе: скромнѣе жили, по Божію, оттого хорошо и было… Вотъ я тебѣ докладывалъ: у насъ въ Орлѣ всего только одинъ трактиръ и былъ, Теленковъ прозывался… Стоялъ онъ супротивъ Егорьевской церкви… Такъ и въ томъ-то одномъ трактирѣ народу почесть не бываю! А зайдетъ какой въ трактиръ, да узнаетъ отецъ, такой задастъ трактиръ — три недѣли на мѣсто сѣсть не сядетъ; а провѣдаютъ по городу про холостаго, такъ пальцами тычутъ: «вонъ, говорятъ, тракирщикъ изъ трактира ползетъ». Да такому парню и дѣвку не скоро сыскать: весь городъ исходи, ни одна дѣвка замужъ не пойдетъ! А теперь что? зайдетъ въ трактиръ… и трактировъ-то сколько развелось! идетъ всякій въ трактиръ, при отцѣ родномъ… да такъ еще табачище проклятый закуритъ.

— Куда же заходили выпить?

— Была пѣвчая.

— Тоже трактиръ?

— Нѣтъ, какъ можно! такъ можно было спросить чего: водки, пива, закусить чего, подадутъ; а закуришь табачище, хоть кто будь, по шеямъ проводятъ, ни на кого не посмотрятъ!…

— Отъ этого и трактиромъ не назывался?

— Нѣтъ, не отъ этого, не отъ табаку; для того пѣвчей назывался, что такъ пѣвчіе были, пѣсни разныя пѣли; а кто прикажетъ, и по духовному могли; а кому и простую пѣсню споютъ, пожалуй и съ торбаномъ.

— Съ однимъ только торбаномъ?

— Нѣтъ, и гудки и рожки разные были въ той пѣвчей; только этихъ органовъ проклятыхъ не было…

— Давно же эта пѣвчая уничтожилась?

— Она-то и не уничтожилась…

— Да гдѣ же она?

— На трактиръ повернули.

— Ты помнишь эту пѣвчую?

— А какъ не помнить?! лѣтъ пятьдесятъ тому привезли органъ. Сперва народу повалило въ пѣвчую, протолпиться нельзя было. Да и кругомъ-то пѣвчей — народу труба нетолченная.

— И ты ходилъ слушать?

— Ходилъ, глупъ былъ.

— Отчего же глупъ?

— А оттого глупъ: не зналъ я, что это грѣхъ большой! Вотъ отчего!

— A!…

— То-то, другъ, а!

Мой собесѣдникъ хотѣлъ идти домой, а мнѣ не хотѣлось съ нимъ такъ скоро разстаться; чтобъ остановить его, я спросилъ:

— Давно новый соборъ строится?

— Да лѣтъ за шестьдесятъ будетъ. Былъ у насъ царь-императоръ Павелъ Петровичъ и былъ онъ имянинникъ на Павла исповѣдника; такъ губернія положила для императора Павла Петровича, — Павлу исповѣднику соборъ построить. Стали собирать со всѣхъ деньги, да и по сю пору собираютъ, а все никакъ этого собора не отстроятъ.

— Отчего же?

— А оттого: церковь, по писанію, положено ставить алтаремъ на востокъ, а этотъ соборъ куда смотритъ?

— Кажется, на востокъ.

— На какой востокъ…

— Куда же?

— Посмотри на другія церкви: всѣ смотрятъ на самый востокъ, а этотъ больше на полдень подался.

Въ самомъ дѣлѣ, новый соборъ алтаремъ стоитъ не прямо на востокъ, а на Ю. Ю. В.

— Такъ отъ этого и соборъ не отстроивается?

— Отъ самаго отъ этого… Отстроили было совсѣмъ, а такъ опять перестроивать надо… Вотъ и теперь снова перестроиваютъ, да вѣдь тоже самое будетъ!

— Что будетъ?

— Отстроютъ, начнется служба, а тамъ…

— Была уже служба въ этомъ соборѣ?

— Какъ же, была! И обѣдню служили и другія службы справили; да вотъ, хоть бы взять: Яковъ Ѳедоровичъ Скарятинъ когда умеръ, отпѣвали въ новомъ соборѣ.