Из Новгородской губернии - [6]

Изъ этой повѣсти можно вывести слѣдующее нравоученіе: если хочешь сдѣлать пользу, дѣлай самъ; если увидишь, что въ томъ дѣлѣ, за которое взялся, ты дуракъ, — брось: и тебѣ будетъ дурно и другимъ плохо; самъ будешь работать, да будешь знать толкъ въ дѣлѣ — будетъ хорошо; заставить же пьянаго холопа дѣлать добро для спасенья барской души — довольно трудно.

5-го Декабря. Новгородъ.

Познакомился съ И. К. Купріяновымъ и Н. К. Отто, учителями гимназіи, и съ Отто ѣздилъ вчера по Новгороду. Городъ по плану выстроенъ! Пригородъ чрезвычайно похожъ на кладбище, усѣянное памятниками. Умерла воля новгородская, остались одни памятники, да и тѣ по возможности испорчены. Не стану вамъ говорить о новгородскихъ древностяхъ, — вы найдете много описаній; но разскажу вамъ, что я чувствовалъ при осмотрѣ ихъ. Сперва мы поѣхали въ здѣшній Кремль. Рядомъ съ Св. Софіею стоятъ присутственныя мѣста, извѣстной казенной постройки, а между ними стоитъ что-то въ родѣ тѣхъ верстовыхъ столбовъ, которые торчатъ на шоссе подъ Москвой. Это изволите видѣть „памятникъ.“ Что долженъ напоминать этотъ памятникъ, право не знаю, спросить даже не хотѣлось. Послѣ уже я узналъ, что этотъ памятникъ поставленъ за 12-й годъ дворянами. Изъ Софіевскаго собора мы пошли въ грановитую палату. Трудно вообразить себѣ, что нибудь свѣтлѣе, радостнѣе этой палаты. Эта палата — палата пиршествъ Новгородцевъ у своего пископа. Но образованные люди и ее не оставили въ покоѣ: передѣлали ее на церковь, и иконостасомъ отгородивши часть, какъ бы отрѣзали кусокъ отъ цѣлаго, да и украсили по своему. „Сперва она была росписана попроще“, сказалъ мнѣ провожавшій монахъ, „а теперь разукрасили получше.“ Но все таки не могли испортить, какъ ни старались!

Еще мнѣ поправился разсказъ священника въ Никольскомъ соборѣ про очень древній образъ Николая Чудотворца.

— „Эта икона, какъ стоитъ, такъ и должна стоять; принять ее никакъ невозможно: печать консисторская къ ней приложена. Сія икона много чудесъ дѣлаетъ, да „власти“ не дозволяютъ….“

Раскрылась рука Господня и Новгородъ долженъ пасть! Вы, вѣрно, знаете, что когда росписывали Софійскую церковь, то писцы, написавши Христа съ благословляющей рукой, увидѣли на другой день по утру руку сжатую; писцы поправили — на другое утро тоже. Наконецъ они услыхали голосъ: „писцы, не пишите меня съ благословляющей рукой; напишите съ сжатой дланью; въ этой рукѣ я держу Новгородъ! — когда раскроется рука — падетъ Новгородъ.“ Это преданіе мнѣ разсказалъ одинъ здѣшній мѣщанинъ, и прибавилъ: „ручка уже стала разжиматься; больше половины разжалась…“ Часто случается, что въ церкви кромѣ попа да дьячка народу нѣтъ. Но въ Великомъ Новѣгородѣ этого не хотѣлось бы видѣть: мы, ѣздивши по церквамъ во время вечеренъ, находили всѣ церкви пустыми, а въ одной изъ самыхъ древнихъ церквей, въ церкви Спаса, и попа не нашли: попъ пошелъ, кажется, въ острогъ служить; видите, этотъ попъ служитъ и здѣсь, и къ острогу прикомандированъ.

8-го Декабря. Спасо-Пископецъ.

Вчера я выѣхалъ изъ Новгорода на биржевомъ извощикѣ съ И. М. М., который проводилъ меня до Ракомы [6].

Пріѣхавъ въ Ракому, извощикъ остановилъ лошадь у своего знакомаго мужика, а самъ пошелъ съ нами на посидки.

„Войдете, господа, Богу помолитесь, предупредилъ онъ насъ на пути въ избу, въ которой были посидки.

Мы вошли, изба была просторна, въ ней не было ни одного стола; близь передняго угла горѣлъ свѣтецъ съ лучиною, кругомъ стѣнъ по лавкамъ сидѣли дѣвки, до двадцати пяти, и всѣ за пряжей. Дѣвки были одѣты въ сарафаны и повязаны пестрыми бумажными платками по Московски: свернувъ платокъ косынкою и подвязавъ подъ подбородкомъ.

— Здравствуйте, красныя дѣвушки, сказали мы помолясь Богу.

— „Здравствуйте, молодцы хороши!“ отозвались въ отвѣтъ однѣ изъ нихъ.

— „Милости просимъ,“ проговорили другія, продолжая прясть.

— „Надо дѣвушкамъ свѣчей купить! сказалъ въ полголоса извощикъ.

— Сколько? спросили мы.

— «Да сколько хотите: какая дѣвушка понравится, той и затопите.»

— Намъ всѣ нравятся; можно всѣмъ затопить?

— «Это еще лучше: значитъ моя посидка понравилась.»

Мы дали нашему наставнику три рубли и велѣли купить пять фунтовъ свѣчей шестерику. Онъ побѣжалъ.

— «Садитесь, молодцы хороши, къ нашимъ дѣвушкамъ» сказала одна дѣвка побойчѣй другихъ.

— Позволь мнѣ около тебя сѣсть, проговорилъ я, подойдя къ одной дѣвушкѣ.

— «Садись, родненькій, садись», отвѣчала она, не много подвигаясь, чтобъ дать мнѣ мѣсто.

Между тѣмъ нашъ извощикъ принесъ свѣчей.

— «На-те вамъ свѣчи и сдачу, сказалъ онъ подавая мнѣ и то и другое. Свѣчи пять фунтовъ стоятъ цѣлковый, вотъ вамъ два рубли».

— Затопляй свѣчи, отвѣчалъ я, принимая сдачу.

Тотъ подошелъ къ свѣтцу, въ которомъ горѣла лучина, зажегъ пукъ свѣчей и, подходя къ дѣвушкамъ, передъ каждой ставилъ по свѣчкѣ между льномъ и личинкою [7].

— «Вамъ почтеніе сдѣлали», тихонько проговорила моя сосѣдка.

— Какое почтеніе? спросилъ я.

— «А какъ же: съ васъ взяли цѣлковый за пять фунтовъ свѣчей: много брали, отъ того и уважили».

— А съ васъ сколько жъ берутъ?

— «Мы не покупаемъ; покупаютъ наши молодцы; да покупаютъ они не фунтами, а по свѣчкѣ, по двѣ; такъ съ нихъ-то берутъ за кажинную свѣчку 4 копѣйки; почесь четвертакъ фунтъ-то обойдется.»