Из неизданных произведений - [4]

Почувствовав полную беспомощность Довера, я решил раскрыть ему план, который обдумывал все последнее время.

— Вы говорите о противоядии, — осторожно начал я. — Насколько известно, существуют разные виды противоядий; одно является лекарством от этого зла, другое от того. Что вы предлагаете, если ребенок выпьет пинту керосина?

Довер понимающе кивнул.

— А раз для этого случая нет противоядия, разве ребенку суждено погибнуть? Отнюдь, мы даем ему рвотное. Ну а в нашем случае рвотное не годится. Или вот: какое лекарство дать человеку, страдающему от любви или ипохондрии? Нет такого. А меланхолику что вы пропишете?

— Перемену обстановки, — быстро вставил Довер. — Что-то такое, чтобы оторвать его от самого себя и его болезненных дум, дать ему новый интерес в жизни, придать смысл существованию.

— Вот именно, — торжествовал я. — Отметим, вы прописали ему противоядие, правда, не медицинское и не физическое, а некое неосязаемое. Теперь найдите подобное средство против чрезмерной энергии.

Довер, казалось, был озадачен и ожидал моего продолжения.

— Помните силача Самсона? Честную филистимлянку Далилу? А вы помните идею сказки «Красавица и чудовище»? Вам же известно, как таяли силы сильных, крепли я приходили к краху династии и многие народы погрязали и распрях или же, наоборот, спасались от внутренних раздоров, — благодаря любви к женщине.

— Вот вам и противоядие, — заключил я.

— Да-да! — в глазах его вспыхнула надежда, но, снова став серьезным, он невесело покачал головой: — А где взять ему избранницу? Такой же нет.

— Как-то вы упоминали о романе майора, еще до войны, когда он был молодым.

— Вы имеете в виду Дебору Фербуш, вашу тетушку Дебби?

— Да, тетушку Дебби. Они тогда рассорились и так и не помирились…

— И с тех пор не разговаривали…

— Не совсем так. После омоложения он ей не раз звонил, выражал уважение, справлялся о ее здоровье. Видимо, здесь имеет место сильная привязанность. Но вот уже с год она прикована к постели, ее выносят на руках, но ничего серьезного, просто старость.

— Значит, силы у нее еще есть, — вставил Довер.

— Конечно! — подчеркнул я. — Это, брат, типичная старость, совершенно ничего подозрительного, слабость сердечных клапанов. Что на это скажешь? Давай используем эту оставшуюся до решения комиссии пару месяцев и приступим к осмотру тетушки Дебби. Как считаешь?

Такой выход из трудного положения не только вдохновил меня, но в конце концов убедил и Довера. Поняв, что нельзя упускать время, мы, забрав из лаборатории все нам необходимое, немедленно перебрались ко мне, так как мой дом был ближе к коттеджу тети Дебби.

К этому моменту мы до мелочей разработали всю операцию, поэтому смогли начать ее предельно быстро. Но все делали в тайне, так что майор о ней не имел ни малейшего представления. Через неделю тетушкина горничная, удивленная улучшением ее здоровья, сообщила об этом майору, когда он по обыкновению ей позвонил. А через две недели с наблюдательного пункта моей ветряной мельницы мы увидели их гуляющими в саду, и в поведении майора отметили не свойственную ему галантную осанку. А скорость, с которой тетя впитывала силы, была просто головокружительной. Она буквально на глазах день ото дня становилась моложе, на щеки вернулся румянец, придав им неописуемо очаровательный жемчужно-розовый цвет.

Еще дней через десять Рэтбон подъехал к ее дверям на двуколке и забрал ее покататься. В деревне сразу об этом заговорили. Но это все были цветочки. А вот когда месяц спустя у майора пропал интерес к войне и он решил отказаться от комиссии, вот тогда начались настоящие пересуды. Ну, а когда любовники-пенсонеры бодро направились к алтарю, а потом уехали на медовый месяц, тут все языки развязались дальше некуда.

А я всегда говорил: эта лимфа — удивительное открытие.

КТО ВЕРИТ В ПРИВИДЕНИЯ!

— Потрясающий у вас случай, а я знаю и посильнее…

— Нет, Дамон, не надо. У вас, уверен, всегда имеется история похлеще. Но я ни капли не прибавил, если сомневаетесь в достоверности, поверьте по крайней мере в честность моего изложения.

— Джордж, вы же не хотите сказать, что на самом деле верите в привидения? Ведь сама такая мысль абсурдна, и вера в такие вещи несовместима с вашими воззрениями, это же… — Ван Бастер, известный также под прозвищем Дамон {Согласно античной легенде римляне Дамон и Питиас — два самоотверженно преданных друга.}, запнулся в поисках подходящего слова и, наконец, вымолвил: — нелепо!

— А я верю и. не одинок в своем убеждении, а в подтверждение своей правоты могу привести неопровержимые свидетельства веков, со времен халдейских магов до засилья ученостей наших дней. Помолчите оба и поразмышляйте: ты, Дамон, и ты, Питиас, у тебя, я вижу, в глазах тоже признаки сомнения. Вспомните, ведь во все времена, во всех странах, у всех народов всегда существовали, да и поныне есть много людей, всерьез верящих в возвращение душ после смерти. И как же можно перед лицом такой массы убежденных людей настаивать на том, будто все это творение больного сознания и воспаленного воображения?

Поскольку ни Дамон, ни Питиас не возражали против его доводов, он заявил, что под напором нелицеприятных обстоятельств им в свое время придется в корне пересмотреть свои убеждения.