Из книги «Тайна стоимости Карла Маркса» (журнальный вариант) - [6]

Ещё: не совсем здорова Лаурочка. Зато Женни и Тусси совершенно здоровы. Жена «вырвала себе» два зуба, а вставила четыре. Поскольку при инфлюэнце умственная работа мучительна:

««Пользуясь случаем», я, между прочим, опять немного «подзанялся» астрономией…» (31:122)

и т. д. Где «Капитал»???

22 августа:

«Моя инфлюэнца так ударила меня в нос, что он стал… Она сопровождается отчаянным чиханием и таким туманом в голове…» (31:126)

Ну что ж, и это — событие.

С 20 октября по 7 ноября Маркс гостил у Энгельса в Манчестере. Вернувшись, он сообщает о новостях, а потом:

«Все эти приятные обстоятельства сказались некоторым образом на моём состоянии, так что я должен был здесь немедленно заказать себе лекарство Гумперта»(31:130).

На сей раз без подробностей.

Ноябрь—декабрь прошли благополучно. В новогоднем письме Маркс объясняет Энгельсу «дифференциальное исчисление» (на самом деле — довольно путаная попытка изложить идею предельного перехода приращения касательной к параболе). В остальном — текучка (интриги, интриги, интриги…). То же продолжается и в январе нового, 1866 г. Как вдруг…

10 февраля:

«Дорогой Фриц!

На этот раз дело шло о жизни. Семья не знала, насколько серьёзным был этот случай. Если эта история повторится в той же форме ещё три-четыре раза, то я обречён на смерть. Я отчаянно похудел и всё ещё дьявольски слаб, правда, ослабли не голова, а бёдра и ноги. Врачи совершенно правы: главная причина этого рецидива — чрезмерная ночная работа…»

Вот так — как снег на голову. И всё из-за «Капитала»!

«…Самой неприятной была для меня необходимость прервать мою работу, которая с 1 января, когда исчезли боли в печени, великолепно продвигалась вперёд. О «сидении», конечно, не могло быть о речи… Но лёжа, я всё же продолжал усердно работать, хотя только урывками в дневное время. Собственно теоретическую часть я не мог продвигать. Для этого мозг работал слишком слабо…» (31:146)

Для Энгельса это должно было прозвучать чуть ли не похоронным звоном по его надеждам. Правда, с 15 января из Лондона не было писем. Энгельс не знал, что госпожа Женни ещё 29 января писала старому доброму И. Ф. Беккеру в Женеву:

«Вот уже неделя, как мой муж снова слёг от прежней опасной и крайне мучительной болезни…» (31:492)

И Зигфриду Мейеру в Берлин (начало февраля):

«Мой муж вот уже неделю лежит в постели из-за своей опасной и мучительной болезни…» (31:494)

И Людвигу Кугельману в Ганновер (26 февраля):

«Вот уже месяц, как мой бедный муж снова слёг из-за своей старой, очень мучительной и опасной болезни, и мне незачем говорить Вам, сколько тяжких, неотступных тревог пришлось нам всем пережить в эти дни…» (31:495).

Верим. Гораздо охотнее верим, чем тому, что «дело шло о жизни, но семья не знала». Скорее всего, в доме Марксов снова была всеобщая мобилизация. Это столь же вероятно, как и то, что данный рецидив, видимо, тяжёлый и мучительный сам по себе, был не опаснее того, что уже перенесли в этом доме прежде, — иначе семья бы знала. Эта семья не могла не знать, даже если бы хотела… Да и сам стоик, обратим внимание, даёт себе ещё три-четыре шанса…

Но Фрица пробрало.

«…Ты, действительно, должен предпринять, наконец, что-нибудь разумное, чтобы избавиться от этой карбункульной пакости, даже если бы из-за этого пришлось затянуть окончание книги ещё на три месяца…»

Год с небольшим, Фридрих. Год и два месяца. Карл отлично знал, что к весне он никак не успевает. Он только начал «переписывать» (то есть готовить для печати по черновой рукописи) I том «книги». Казалось бы, все теоретические проблемы уже должны быть решены, ан снова выходит, будто надо «продвигать вперёд теоретическую часть». Не сходятся у Мавра концы с концами, явно не сходятся. Но Фридрих этого не замечает, да и не до этого сейчас:

«…Дело, действительно, становится чересчур серьёзным, и если, как ты сам говоришь, твой мозг не на высоте для теоретических работ, так дай же ему немного отдохнуть от высокой теории. Брось на время работать по ночам и веди несколько размеренный образ жизни…»

Да что ж ты, в конце концов, не можешь писать книгу, как все люди? Говоришь, что сутками напролёт работаешь, а воз и ныне там, уж сколько лет тянется эта резина!

Правда, и Фриц хорош: целый год писали ему, что работают днём и ночью, а ему всё мало, всё давай быстрей да быстрей. Хоть бы прежде разок сказал, дескать, побереги себя, мол, чёрт с ней, с книгой, здоровье важнее, мол, по ночам нужно спать… Так нет же ведь, дождался, пока дело дошло «до жизни».

«…Когда ты опять поправишься, приезжай на две недели, или на сколько хочешь, сюда для перемены обстановки…»

Отдохнуть, поболтать, погулять по окрестностям, пображничать, подурачиться с друзьями… так, что ли?

«…и привези с собой достаточно тетрадей, чтобы здесь, если захочешь, немного поработать…»

Не до отдыха, не до дурачеств. Время не ждёт. Тут-то (дальше) и высказывается рекомендация сдать сначала в печать первый том, то есть издавать по томам, а не всё сразу. Это и есть то, что теперь принято называть «по совету Энгельса». Фрицу по-прежнему не терпится.

«…Прими также во внимание, что при теперешнем положении на континенте могут наступить быстрые перемены…»