Из Кармана - [12]

Пленные говорить упорно отказывались, потому медведи их связали и оставили возле камина, греться. Присматривать за ними посадили Семёныча с Кривозубом. Белка пыталась разговорить молчунов, но совершенно безуспешно.

— Мёда хотите? — Хозяйка, словно дразня, прошла с тарелкой мимо воришек и поставила её перед нами. У одного из бобров громко заурчало в животе. Мы засмеялись и предложили ему ложечку. Борясь с собой, бобёр гордо отрицательно помотал головой и отвернулся. А вот его товарищ, смотрел на ложку, с которой стекал мёд, так, словно это было золото.

— Может, скажете что-то?

Медведь подошел к связанным бобрам и наклонился к тому, что жадно смотрел на мёд.

— Вот что вам мешает пасеку сделать, пчёлок завести? Обязательно воровать, да? Ну, хоть пришли бы, да попросили нормально, или поменяли на что. Никто ведь не против. Мёда у нас много. А вы забор сломали, овощи потоптали, всё перевернули. Эх вы…

Бобры стыдливо опустили глаза.

— Может, нам милицию вызвать.

— Не надо милицию, — буркнул бобёр.

— А я думала, бобры рыбу едят, — сказала Марина.

— Фу… Рыбу…Она воняет. Терпеть не могу, — ответил бобёр.

* * *

Видя всеобщее недоумение, медведь пояснил:

— У белок с бобрами давно уже тёрки. И за территорию и за независимость. Просто если дать бобрам суверенитет, так они совсем от рук отобьются. Дикий народ, совершенно дикий. Только набегать и воровать умеют…

Я обернулся к белке:

— А ты чего молчал?

Кривозуб, едва не поперхнувшись орешком, взглянул на меня.

— Боброфобия. Он даже говорить про это боится, — пояснил Медведь. — У белок иногда бывает. Кошмары по ночам, при упоминании о бобрах потеют, и глаза бегать начинают. Вот — сам смотри.

Вид у пограничника сейчас был, как у загнанной лошади. Забавно то, что сами бобры, связанные и сидящие у него перед носом, вызывали у пограничника куда меньше страха, чем разговоры о них.

— А это ещё мирные воришки. Настоящие злые бобры, особенно при полной луне, это куда страшней.

Медведь прищурил один глаз и посмотрел на белку. Кривозуб сидел в углу и дрожал, повторяя одну фразу "От бобра не жди добра… От бобра не жди…».

— Да перестань ты. — Осадила белку Марина. — Что тебе эти бобры сделали?

— Они мою сестру похитили…

Кривозуб достал из сумки старую фотографию. На ней он был с другой белкой.

— Это твоя сестра?

— Да. Ёё год назад бобры забрали. Потому в пограничники и ушел. Защищать от таких.

— Грустно. Интересно, она жива ещё?

— Возможно. У бобров в чаще леса плантации, туда всех пленных на работы сгоняют. Если она жива, то, скорее всего, её туда повезли.

— А вы не думали найти эти плантации и спасти своих?

— Мы искали, но не нашли. А потом наш отряд в ловушку попал. Еле лапы унесли.

Семёныч подсел к белке.

— А что случилось? На вас бобры напали? Много?

— Много… Нас пятеро в отряде было. Уйти смогли двое. Я и командир наш.

— А остальных убили?

— Забрали их.

Идея о том, чтобы помочь белкам, меня не покидала. Если я не могу здесь умереть, значит, никакие бобры мне не страшны.

Стоп. Мне сказали, что здесь не умирают. А значит и белки тоже живы. И сестра Кривозуба. Хотя, если Кирпич преобразовался, возможно, погибающее зверьё тоже становится людьми? Но это пока только домыслы. Факт только один — полностью помереть здесь нельзя. И это несомненный плюс.

— Ребята, мы идём искать белок.

Семёныч, не вставая с лавки, приоткрыл один глаз и внимательно посмотрел на меня:

— Хочется на плантации? Валяй. Но без меня.

Марина же отнеслась к моему предложению совершенно иначе.

— Семёныч, ты бессердечный! У Кривозуба сестру похитили, а тебе лишь бы поспать и поесть. Или ты струсил?

Последняя фраза заставила прораба открыть второй глаз и даже поднять голову:

— Кто струсил?!!

Плен.

Участок леса, через который мы пробирались, зарос так, что временами приходилось пригибаться, как в пещере. Да ещё и постоянные странные звуки, доносящиеся из глубины леса. Что это, мы понять так и не смогли. Однако звучало довольно жутко.

— Стой, — скомандовал строитель. — Кажись, вижу что-то.

Я достал маринин бинокль, но так ничего и не разглядел. Света здесь было крайне мало, а ночным видением театральный бинокль не обладал.

Я пролезу ближе и рассмотрю.

Это сказал Кривозуб. Мы недоумённо посмотрели вниз. Пограничник, вечно трясущийся от страха, сейчас был полон решимости.

Белка вернулась минут через десять. Глаза горели, шерсть дыбом.

— Ух! Чуть не попался патрулю! Там бобров десятка три, казарма, или вроде того стоит. В ней, наверное, ещё бобры. А казарма голов на сорок! Нам туда соваться…

— Ты плантации видел? или белок пленных?

— Я дальше пройти не мог, там прожектор и патрули ходят со свиньями.

— Со свиньями?

— Ну да, сторожевые кабаны окрестности прочёсывают. У них нюх такой что… Еле успел убежать, а то уже, кажется, почуяли.

Семёныч вгляделся в темноту леса.

— Не кажется тебе. Сюда патруль идёт. Минуты через две нас найдут.

— Чёрт! Зарываемся в листья! Быстро!

Все дружно потушили огонь и начали усердно маскироваться среди сломанных деревьев, веток и опавшей листвы.

* * *

— Слышал что-то?

Бобёр в рваных камуфлированных штанах прислушался. Свинья обнюхала землю и противно взвизгнула.