Из какого копытца напиться - [4]
Когда я была грудным ребенком, мы снимали дачу. Папе велели погулять со мной. Он понес меня в лес. Вдруг папа увидел нужную ему бабочку-репейницу. Эти бабочки, кажется, улетают осенью на юг, как птицы. Папа положил меня в траву и погнался за бабочкой. Пестрая бабочка с потрепанными от перелета крылышками так увлекла папу, что он про меня забыл. Бабушка радовалась за папу и не заметила, что папа пришел без ребенка. А мама стирала и радовалась, что я не плачу и не отвлекаю ее от работы. Принесли они меня ночью с простуженным ухом. Я нисколько не обижаюсь на папу. По-моему, увлеченные своим делом люди такими и должны быть.
Видимо, на кухне бабушка обидела маму, если только сейчас, когда я вошла, бабушка примирительно сказала:
— Ты только посмотри, Тамара, Кирочка всерьез занялась математикой. И знаешь, она так похожа на Коленьку: подумай, расплакалась из-за какой-то мухи. Когда Коленька был маленьким…
И бабушка рассказала известную уже нам с мамой историю, как папа плакал в лесу, когда кто-то из взрослых, не заметив, раздавил муравьев на их тропинке.
Мне кажется, на папу я не похожа. Как-то в день рождения бабушки, на даче, мы всей семьей с гостями сидели в саду. Гости спрашивали папу о снежном человеке. Папа солидно наклонял голову и поглаживал рыжую бороду.
— Вы сами видели? — спросил не помню уже кто из гостей.
— Вопрос серьезный, — ответил папа, чуть вытягивая ноги и сложив руки на большом животе. — Видите ли, я его не видел, вернее, пока не видел, но надеюсь. Сколько лет я им занимаюсь, пять или шесть? А? Мама?
— Семь, — ответила бабушка.
— Но следы, следы говорят, что он есть, и от следов, уважаемый, трудно избавиться.
Папа достал из внутреннего кармана пиджака несколько фотографий и протянул гостю.
— Здесь след снежного человека. А это — снимок гипсового слепка следа.
Гости склонились над снимками. Мама понесла в дом посуду. Мне стало приятно, что мой папа самый интересный, самый важный человек за столом. Обычно люди показывают фотографии своих детей или близких и не понимают, что это скучно другим. Все испортил дядя Женя, мамин брат. Бабушка его не любила, и как тогда дядя Женя оказался у нее на дне рождения, я не знаю. Наверное, случайно проезжал мимо на своей машине.
— Но след нетрудно изобразить на сырой земле, — сказал дядя Женя. — Вот смотрите.
Дядя Женя подошел к кусту сирени, разровнял влажную землю щепочкой и быстро-быстро стал тыкать в нее пальцем.
— Вот, пожалуйста, вам след белки, — показал и тут же стер дядя Женя. — Вот заяц, лиса. Да что хотите, пожалуйста.
— По-твоему, я сам след оставил? — спросил папа грустно и покраснел от обиды. — А эта, по-твоему, фотография тоже фальшивка?
Гости стали спрашивать, что изображено на этой фотографии. Я знала: это снимок слепка початка кукурузы, надкусанного снежным человеком. Папа победно смотрел на дядю Женю, зная, что без его объяснения никто не поймет, что изображено на снимке.
— Скажи уж, — разрешила бабушка и так посмотрела на дядю Женю, что я на его месте упала бы.
— По-моему, плохо отлитый початок, — сказал дядя Женя.
— Может быть, ты скажешь, что его надкусила лошадь? — спросил папа.
— Нет, — ответил дядя Женя, — у лошади зубы больше.
— Ну вот. — Папа добродушно улыбнулся.
— По-моему, надкус сделал осел, — сказал дядя Женя. — Ты ведь знаешь, я много ездил с геологическими партиями по Средней Азии. Конечно, можно предположить, что надкусил жеребенок. Но или лошади глупее ослов, или просто прожорливее — они смаковать, то есть откусывать сбоку, зернышки не будут, схавают…
— Осторожней, здесь ребенок, — строго напомнила бабушка.
— Лошадь съест весь початок, а осел, как человек, выест зернышки.
— Может, ты прав, — согласился папа. — Моя задача — найти или доказать, что снежного человека нет.
— От какой организации ты ездишь, голубчик? — спросила бабушкина приятельница Нина Константиновна. — Откуда получаешь доходы на экспедиции?
— Увы, Академию наук в щедрости не обвинишь, — мрачно улыбнулся папа и скромно погладил бороду. — Пока только мои близкие верят в меня, и я жив их верой.
Мама так громко глотнула чай, что все к ней обернулись.
Я запомнила весь этот разговор, потому что в тот день я изменила свое отношение к папе.
— Поедем со мной, оформляйся, — сказал дядя Женя, — та же Туркмения. Мои ребята в партии, хоть и нефтяники — быдло, как ты называл работяг в юности, — поверь, народ любознательный и в свободное время поищут кого пожелаешь…
— Принеси мне папиросы, Кирочка. Они в мраморном столике, — попросила бабушка.
Папиросы лежали перед бабушкой, но ослушаться я не посмела, понимая, что отсылают меня специально.
Поднявшись на крыльцо, я услышала вскрик. Папа висел в воздухе. От полета борода и живот у него как-то съехали набок. Я не сразу сообразила, что папа держится за сук липы. Из-за набитых карманов ноги его казались кривыми. Он сейчас очень походил на орангутанга — такой есть у нас в зоопарке большой, солидный самец. Вскрикнул, наверное, дядя Женя. Он хлопал себя по ногам выше колен и приплясывал на месте. Бабушка рыдала, мама стояла согнувшись за стулом. Нина Константиновна махала подолом платья так усиленно, будто хотела сдуть все со стола. Сначала я подбежала к бабушке и увидела, что она хохочет. Я поняла все, когда папа спрыгнул на землю. Он держал жука-носорога — такой очень славный шоколадного цвета большой жук с рогом на голове. Видимо, папа, вскакивая за летящим жуком, толкнул стол и облил гостей горячим чаем.