Из истории первых веков христианства - [46]

Шрифт
Интервал

Оставим, однако, дальнейшее рассмотрение этих волшебных заклинаний. Ибо у гностиков далеко не все сводится к этим фокусам, хотя отцы церкви, конечно, особенно энергично трактуют об этих вещах. На своих собраниях гностики пели также гимны, которые, несмотря на местами проникающий их мистицизм, тем не менее показывают, что чувство верующих было переполнено представлениями, которые и нами могут быть оценены по достоинству, ибо они свидетельствуют с чисто человеческой красотой о страхе и надежде, об уповании на невыразимое или дышат твердой уверенностью в знании божественных тайн. Вот один из таких гимнов:

Сначала создал вселенную дух,
А первенец родил затем
Хаос, излив его из себя.
А после того получила душа
Свою многотрудную жизнь.
И с этих пор, образ оленя приняв,
Ведет борьбу она с смертью.
То в гордости царской на свет глядит,
То стонет и плачет, глубоко скорбя,
То смехом и радостью вдруг расцветет,
То низвергается несчастная в бездну страдания
В лабиринтах бесконечно блуждая.
Рек Иисус: Взгляни, отец мой,
Как то существо земное,
Цель и жертва всех несчастий,
От тебя вдали блуждает.
Посмотри, как от хаоса,
Помощи нигде не видно,
Убежать оно стремятся.
Так пошли ж меня, отец мой,
Я сойду с печатью к людям,
Чрез эоны пронесусь я,
Весть святую принесу им,
Дам богинь изображенье.
И открою я вам тайну,
Ко спасенью путь священный:
Гнозис – имя ей для вас!

В одном из своих гимнов гностики следующим образом прославляют мудрость:

Эта девушка – дочь света,
На ней покоится гордый блеск царей,
Внешность её прекрасная
Она блещет лучезарной красотой
Одежды её подобны весенним цветам,
Аромат цветов исходит от них.
В головах у неё находится престол царя,
Который дает своим подданным божественную пищу.
Истина покоится на её главе,
…………………………………
Подобно ступеням подымается её шея,
Ее создал первый строитель вселенной.
Обеими руками указывает она на хор счастливых эонов
Её пальцы указывают на врата города.
Её брачный покой светел,
Полон запаха бальзама и других благовоний,
Запаха мирры и пахучих корней.
Внутри разбросаны ветви мирры и благовонные цветы,
Входы украшены тростником.
Вокруг неё стоят её дружки, числом семь,
Которых избрала она сама;
Подружек её также семь,
Они ведут перед ней хоровод.
Двенадцать тех, которые служат ей
И подчинены ей.
Они напряженно смотрят на жениха,
Чтобы взор его осветил их,
И они вечно будут при нем для вечной радости,
И будут присутствовать на той свадьбе, на которую собираются знатные,
И на том пире, который будет дан в честь вечных.
И наденут они царские облачения и блестящие одежды,
И исполнятся оба радостью и весельем
И прославят отца всего,
Гордый свет которого они восприняли,
И осветились взорами своего господина,
Божественную пищу которого они взяли,
И пили его вино,
Которое не возбуждало в них ни жажды, ни желания.
Хвалили и славили с живым духом
Отца истины и мать мудрости.

Гораздо красивее звучит короткий отрывов из проповеди одного замечательного гностического учителя и оратора: «Вы изначала бессмертны и дети вечной жизни, вы хотели распределить смерть между собою, чтобы извести и истребить ее, и чтобы таким образом она умерла в вас и через вас. Ибо, если вы уничтожите мир, сами же себя не уничтожите, то вы будете господами творения и всего преходящаго».

Сделав таким образом краткий и весьма неполный обзор великой секты, мы видим, с одной стороны, как гностицизм воспринимает греческую критику, с другой же стороны, что умозрительные спекуляция о вселенной, вера в познание посредством мистерий, посредством просветления души вполне соответствуют восточному мышлению и чувствованию; теперь для нас выясняются также и те пункты, в которых приспособляются друг к другу, по-видимому, совершенно несоединимые противоположности, ориентализм и эллинская философия. Гностики отвергли Ветхий Завет и его могучего гневного Бога; однако, они не отстранили последнего вполне, они объявили его лишь творческой силой, могучим, хотя и не высшим божеством: это вполне соответствовало восточному мышлению. Также не верили они и в страдания Христа; таким образом, они опять проводили различие между Иисусом, который страдал как человек, и Христом, который лишь временно жил в нем. Другие предполагали, что Мессия, о котором предсказывал Ветхий Завет, и который, согласно этой книге, может быть лишь воинственным князем, еще придет, и тогда истинный Христос будет бороться с ним. Так посредством своеобразного соединения умозрения и мифологии гностицизм старался устранить те сомнения, которые возникают у всякого критически мыслящего читателя, и, отбросив весьма употребительное аллегорическое толкование Ветхого Завета, это жалкое убежище от сомнения, сохранять в известном смысле за древней книгой её авторитет и органически связать ее с Новым Заветом. Но тем не менее, гностицизм нельзя назвать чистой эллинизацией христианства.

Верно во всяком случае, что ненависть церкви и её признанных представителей со всей энергией обрушивается также на все эллинское в христианстве. Уступками язычникам в догматах рисковали потрясти самые основы возникающей церкви, а то равнодушие, с которым христиане во время гонений относились к жертвоприношениям языческим богам и в отречениям от христианства, также ослабляло единство выступления. Но и в других отношениях христианство, в собственном смысле этого слова, должно было заботиться о том, чтобы его не смешивали с гностицизмом. Враги христиан с насмешкой указывали на гностические мистерии, на их склонность во всяким волшебствам, на близость их в восточным культам. И здесь нужно было поднять забрало, нужно было заявить тем, которые называли себя христианами, на деле же не были таковыми, что они по духу не имеют ничего общего с христианством. Некоторые исследователи не без основания думают, что во время этой борьбы дело шло о том. будет ли или не будет христианство поглощено волной языческих идей. В самом деле, казалось, что тот исполинский вал, который вынес с Востока христианство, грозил снова захватить его в свою мутную пучину. Однако, простой смысл апостолов и их учеников, как позднее западный дух отцов церкви, всеми силами воспротивился этому и сумел отстранить великую опасность, которая угрожала со стороны гностицизма. Правда, одновременно с этим было уничтожено и много хорошего.


Рекомендуем почитать
Дракон в Китае и Японии

Ни одно из мифических существ не является столь же обычным для дальневосточного искусства и литературы, как дракон. В Книге первой систематически приведены самые интересные цитаты относительно драконов в Китае, выбранные из колоссального количества отрывков из китайской литературы с упоминанием этого божественного животного от древнейших времен до современной эпохи. Книга II говорит о драконе в Японии в свете фактов, приведенных во Введении и Книге I.


Отец Александр Мень

Отец Александр Мень (1935–1990) принадлежит к числу выдающихся людей России второй половины XX века. Можно сказать, что он стал духовным пастырем целого поколения и в глазах огромного числа людей был нравственным лидером страны. Редкостное понимание чужой души было особым даром отца Александра. Его горячую любовь почувствовал каждый из его духовных чад, к числу которых принадлежит и автор этой книги.Нравственный авторитет отца Александра в какой-то момент оказался сильнее власти. Его убили именно тогда, когда он получил возможность проповедовать миллионам людей.О жизни и трагической гибели отца Александра Меня и рассказывается в этой книге.


Монахи Константинополя III—IХ вв. Жизнь за стенами святых обителей столицы Византии

Книга Эжена Марена посвящена истории византийского монашества от Константина Великого до патриарха Фотия. Автор рассказывает о том, как с принятием христианства Константинополь и обширные территории Восточной Римской империи начали стремительно застраиваться храмами и монастырями, каждый из которых имел особый уклад и традиции. Марен знакомит читателя с внутренним миром обители, прослеживает жизнь инока от вступления в монастырь до принятия высшего сана, рассказывает о том, какую роль монахи играли в политической и общественной жизни империи.


Древнерусское предхристианство

О существовании предхристианства – многовекового периода «оглашения» Руси – свидетельствуют яркие и самобытные черты русского православия: неведомая Византии огненная символика храмов и священных орнаментов, особенности иконографии и церковных обрядов, скрытые солнечные вехи народно-церковного календаря. В религиозных преданиях, народных поверьях, сказках, былинах запечатлелась удивительно поэтичная древнерусская картина мира. Это уникальное исследование охватывает области языкознания, филологии, археологии, этнографии, палеоастрономии, истории религии и художественной культуры; не являясь полемическим, оно противостоит современным «неоязыческим мифам» и застарелой недооценке древнерусской дохристианской культуры. Книга совмещает достоинства кропотливого научного труда и художественной эссеистики, хорошо иллюстрирована и предназначена для широких кругов читателей: филологов, историков, искусствоведов, священнослужителей, преподавателей, студентов – всех, кто стремится глубже узнать духовные истоки русской цивилизации.


Апостол Иуда

Каковы мотивы предательства Иуды? Был ли распят Иисус Христос? Этот вопрос интересовал не одно поколение исследователей древности и литераторов. Перед Вами ещё одна литературная версия ответа на этот вопрос, основанная на детальном изучении работ исследователей христианства и детального анализа библейских текстов. В книге, кроме повести, приведена статья, написанная автором в ответ на критику этой повести. В ней содержится аргументация столь необычного на первый взгляд сюжета.


Текст Писания и религиозная идентичность: Септуагинта в православной традиции

В полемике православных богословов с иудеями, протестантами и католиками Септуагинта нередко играет роль «знамени православия». Однако, как показано в статье, положение дел намного сложнее: на протяжении всей истории православной традиции яростная полемика против «испорченной» еврейской или латинской Библии сосуществовала, например, с цитированием еврейских чтений у ранневизантийских Отцов или с использованием Вульгаты при правке церковнославянской Библии. Гомилетические задачи играли здесь намного более важную роль, чем собственно текстологические принципы.