— Выпьешь?
Павел отрицательно покачал головой, наклонился и поднял с пола книгу и глянул на переплет. Потом повернулся к Николаю.
— И давно ты так?
— Что так?
— Ты ведь не пил раньше. И где Мария?
Николай махнул полстакана водки, поковырялся вилкой в каше и сипло проговорил:
— Машка к сыну уехала. В Красноярск. Не хочу, говорит, жить с забулдыгой. И ну ее…
Павел скинул со стула старые газеты и присел.
— Понятно. Из всего этого я могу сделать вывод, что ты все-таки сунулся в Москву со своим чудовищем. И поперли тебя отовсюду, как могли… Так?
— Эх, Паша… Какие, мать его, чудовища-мудовища… Ну сунулся… А работу мне зарубили и так. Аспирантик там еще какой-то меня подсидел… А еще и Верка… Внучка моя… Ну, ты же помнишь… Так и не нашли ее. Хоронили пустой гробик. Я тогда на поминках и запил по-черному. Видишь — до сих пор остановится не могу. "Волгу" продал… Да и дом, продам к ебене-фене… Не нужен он мне. На работу вот устроился, в пансионат, сторожем. Там и жить буду.
— Ты ведь ученый, Коля… Доктор наук. Бросай пить, а я похлопочу — пойдешь ко мне, в институт, я тебе должность какую-нибудь подберу. Пойдешь? — Павел внимательно посмотрел на друга. Николай хрипло засмеялся. Смех перешел в глубокий кашель.
— Не-а… Паша, не надо хлопот. Не стою я этого. Как был все жизнь бездарем — так и помру. Эдик вон из Америки письмо прислал. На английском! Ты понял, падла какая… Братец, хер ему за шиворот… Может Коля, тебе денег прислать? Может шмоток? Мудила… Сынок вот, тоже все переживает… И зять, е-мое, и тот переживает… А я не хочу никуда, Паша. Не хочу. Оставьте вы все меня в покое. Дайте уже мне сдохнуть…
Павел поднялся, отряхнул брюки и не прощаясь вышел во двор. Николай проводил его глазами, потом ткнулся небритой щекой в грязную наволочку и зарыдал.
Барабан лебедки скрипел тонко и нудно. Груза грохотали по пайолам, Гиба со Шрамом в четыре руки откидывали пустые сети. Молдаван подхватил багром небольшого лисенка и швырнул его в полупустой ящик. Затем хмуро оглядел кучку выпотрошенной рыбы и сказал, обращаясь к Гибе.
— Валер, сколько там еще лавы?
Гиба глянул на смычку и зло бросил:
— Два конца еще. Полный голяк. Опять пустые.
Молдаван облокотился об борт и глянул в воду.
— Не пойму ни фига… Погода что надо… Юго-запад вторую неделю дует. Бля, где же рыба?
Рыбаки подняли груза, Шрам остановил лебедку. Гиба снял перчатки и закурил.
— Сука, я уже в магазин полторы сотни должен. Слушай, Семен, нет здесь рыбы, к проливу пошла. Может все-таки на маяке высыпимся?
— Ага… Там еще и сети снимут… Пойдем южнее, возьмем лесочные, на пиленгаса посыплем.
Молдаван продолжал хмуро пялиться в воду. Баркас плавно покачивался на легкой волне. Шрам выглянул из рубки и прокричал:
— Ну, что? Снимаемся?
Молдаван кинул бычок в воду, проводил его взглядом и замер. В зеленой глубине под баркасом медленно извивалась черная тень.
— Эй, Семен! Ну что, двигаем?
Молдаван, не отрывая взгляда от скользящего под баркасом чудовища, медленно встал и пошатываясь двинулся в рубку. Облокотившись об штурвал, он поднес дрожащими пальцами незажженную сигарету ко рту и попытался затянутся. Потом, словно опомнившись, бросил сигарету под ноги, вдавил пальцем кнопку пускача и крутанул штурвал.
Баркас подпрыгнул, на корме загремели бочки. Семен стиснул зубы так, что потемнело в глазах. В дверь сунулся ошарашенный Гиба.
— Ё! Что это было, Семен?
Молдаван оглянулся назад. В белой пене, взбитой винтом, мелькнула красная полоса.
— Ничего, Валера, ничего… Уже ничего…
"Катран" — черноморская акула, является промысловой рыбой
"Кот", "лиса" — морской кот, морская лиса, разновидности скатов, обитающих в Черном море, также являются объектом промысла.
"Колючий" — так черноморские браконьеры называют рыб осетровых пород, осетра, белугу, севрюгу. Лов этих рыб запрещен, вплоть до уголовного наказания
"Пиленгас" — рыба семейства кефалевых, обитает в прибрежной зоне. Является промысловой.
"Пистон" — маленький осетр, до килограмма.
"Ахан" — морские сети, с ячеей от 80 до 120 мм, высотой 2.5–3 метра.
"Лава" — связанные между собой аханы. Длина лавы обычно составляет километр.
"Сай" — песчаная или галечная банка, идущая вдоль береговой линии, с глубинами до 20–30 метров.
