Из единой любви к отечеству - [22]

Шрифт
Интервал

— Раздеть!

Федора стояла в одной рубахе перед небрежно сброшенной в кучу одеждой, закрыв лицо руками. Бориска и Манятка, прижавшись друг к другу, забились в угол и не подавали голоса. О них забыли.

— О, да ты есть шарман! — причмокнув губами, сказал офицер.

— Ничего! — доложил солдат, перетряхивавший убогое одеяние.

Федора терпеливо снесла эту унизительную процедуру и искоса с тревогой поглядывала на детей. Послание Петра Климова было надежно зашито под подкладку Борискиной шапки. Прервал обыск истошный крик: "Казак! Казак!" — и торопливая перестрелка. Офицер бросился к выходу, следом за ним из комнаты выбежали и солдаты. Перестрелка так же внезапно кончилась, как и началась.

Федора оделась и, взяв детей за руки, вышла из дома. Перед ее, глазами предстало следующее зрелище. Офицер, только что допрашивавший ее, бездыханно распластался на земле лицом вверх, на месте правого глаза зияло отверстие, из которого вытекала тонкая струйка крови. Невдалеке от него корчился от боли, обхватив руками живот, солдат, осматривавший ее одежду. На дороге валялось еще несколько трупов, возле которых суетились французы.

Федора кустами обошла это злосчастное место и почти бегом, увлекая за собой Бориску и Манятку, пустилась по дороге. Достигнув леса, она остановилась, чтобы перевести дыхание. Вдруг из густого ельника, одновременно с двух сторон выехали на дорогу два всадника и преградили ей путь.

— Куда тебя несет, чумная? — пробасил бородач. — Француз кругом. Детей хотя бы поберегла, коль самой жизнь не дорога.

— Ой, наши! — всплеснула руками Федора.

— А на кой хрен нам быть чужими.

"Казаки", — смекнула Федора, а вслух сказала:

— Не вы ли только шум на городской заставе учинили?

— А тебе до энтова какое дело? Ну, мы!

Федора низко поклонилась и вымолвила:

— Ой, спасибо, родненькие! Вы же меня от позору и надругательства спасли… Пытать меня собирались, изверги.

— Это как же? Разве есть закон с бабами да с малыми воевать?

— У этих нехристей, видать, законы, как на живодерне, — вмешался в разговор молодой казак. И может быть, он бы продолжил мысль, но из леса выехала большая группа верховых и окружила Федору с детьми.

— Вот, господин есаул, баба с ребятишками, изволит из самого Полоцка бежать.

— Как же ей это удалось?

— Выходит, что мы подсобили.

— Ну если так, то пусть идет с богом куда надобно.

— Надобно мне в ваш главный штаб к генералу Властову, а зачем — только ему одному могу открыться.

— Эк, замахнулась! — произнес есаул и, видимо, что-то прикинув в уме, спросил: — А откуда тебе известна фамилия начальника арьергарда?

— Сорока на хвосте принесла. Сказываю, нужон он мне, а если не веришь, что и я ему нужна, проводи к генералу.

III

К Властову есаул пробился с трудом. В небольшой избушке, которую он занимал со штабом, было полно офицеров. У дверей навытяжку стоял часовой. К величайшему удивлению есаула, лишь только он доложил о Федоре, генерал вскричал: "Где она?" Есаул ввел ее в комнату.

— Вот радость-то какая, а я уже, грешным делом, я в живых тебя не чаял видеть. Хотел нового гонца в Полоцк посылать. Только теперь вижу, что не ошибся Рябинин, — произнес Властов.

— Спасибо казакам, ваше превосходительство, выручили.

И Федора рассказала, что с ней произошло, когда она покинула город.

Во время рассказа есаул стоял в безмолвии и, наконец, решил напомнить о себе, кашлянув в ладонь.

— Ты еще здесь? Конечно, было б неплохо, если бы твои ребята вместо двух десятков убитых одного живого француза привезли. Теперь в нем надобность отпала. Передай своим молодцам сердечную мою благодарность. Ступай. Хотя, погоди, — Властов позвонил в колокольчик, на звук которого вошел адъютант, совсем еще юный поручик, над верхней губой которого еще только начинал пробиваться пушок.

— Что прикажете, ваше превосходительство?

— Приказания мои будут таковы. Пиши. Есаула Верхова за геройство в нынешнем поиске, в коем убито до трех десятков французов и спасена жизнь важной для армии персоны, представить к монаршей награде. Всем казачкам его отряда выдать по чарке водки. Вот теперь можешь идти, есаул.

— Ваше превосходительство, — обратился к Властову Верхов.

— Что еще?

- Ошибочка в повелении вашем случилась. Положили мы неприятеля числом до двадцати.

— Я еще в своем уме и коль с десяток надбавил, значит, надобность в том есть. Да за нее одну, — указал он кивком головы на Федору, — я и сотню убиенных неприятелей не променяю.

— Рад стараться, ваше-ство! — рявкнул есаул и, брякнув шпорами, вышел из комнаты, думая про себя: "Вот ведь простолюдина, баба, а ценность какую имеет. Не зря, значит, говорила, что надобность в ней особая есть".

— Ну, где твое донесение? — нетерпеливо спросил Властов.

- Позвольте кликнуть Бориску, у него оно. Подай, сыночек, шапку. Да ступай. Я скоренько, — обратилась она к мальчугану и, попросив у Властова ножик, аккуратно вспорола подкладку и достала в несколько раз сложенный листок,

Властов развернул его, с жадностью перечитал несколько раз и перекрестился.

- Благодарение богу, в сей бумаге кровь сотен российских воинов сбереженная. Ну а на плане сможешь показать, где у французов батареи поставлены?


Еще от автора Борис Акимович Костин
Скобелев

С именем генерала от инфантерии Михаила Дмитриевича Скобелева, которого в народе называли «белым генералом», связаны многие блестящие победы русского оружия. Ему принадлежит значительная роль в присоединении к России Туркестана. Русско-турецкая война 1877-1878 годов за освобождение Болгарии принесла ему славу полководца, «Суворову равному». Неизмеримы заслуги Скобелева в деле славянского единения, а вся его короткая, но яркая жизнь является убедительным примером беззаветного служения Отечеству.


Паутина судьбы

Жил-был обычный человек Валерьян Морхинин, пел в оперном хоре да дочерей воспитывал. Но грянула перестройка, а за ней – лихие бандитские девяностые. Пришлось Морхинину вносить коррективы в устоявшуюся жизнь. И все бы ничего, но дернул его черт заняться литературным творчеством. Тут-то все и началось. То в милицейскую облаву угодит, то изобьют его на элитной вечеринке, куда забрел по приглашению друга, а потом и вовсе с «черными копателями» связался, не подумав о последствиях…


Генерал Георгий Шпак

Борис Костин, автор более десятка книг, в том числе в «Молодогвардейской» серии «Жизнь замечательных людей», представляет жизнеописание генерал-полковника Георгия Ивановича Шпака, командующего Воздушно-десантными войсками России (1996–2003], губернатора Рязанской области (2004–2008], человека неординарного, в жизни которого главенствующим принципом является верное и беззаветное служение Отечеству.


Верный слуга Алексея Михайловича. Две жизни Симеона Полоцкого

Среди достопамятных имен, запечатленных на скрижалях русской истории и литературы, имя Симеона Полоцкого занимает особое место. Можно предосудительно относиться к высокопарности его поэзии, к верноподданничеству, доходящему норой до мелочности, но нельзя отнять у героя документального повествования Бориса Костина преданность служения Слову Божьему. Вдохновенные проповеди Симеона Полоцкого будто незримой кладочкой соединяют и по сей день XVII век со временем нынешним. Просветитель и мыслитель, драматург и воспитатель детей царя Алексея Михайловича — таким представлен на страницах книги Симеон Полоцкий, утверждавший, что «Мир — есть книга».


Генерал армии Василий Маргелов

С именем Героя Советского Союза генерала армии Василия Филипповича Маргелова (1908–1990) неразрывно связаны многие яркие страницы истории Воздушно-десантных войск нашей страны. У ветеранов Великой Отечественной войны Василий Филиппович остался в памяти как участник знаменитого Парада Победы на Красной площади в Москве в июне 1945 года. Многие поколения десантников знают, что ему по праву принадлежит первенство в разработке вопросов оперативно-стратегического применения Воздушно-десантных войск, оснащения их современной мобильной техникой и средствами десантирования.


Крепости неодолимые

Сюжеты очерков Бориса Костина свидетельствуют об углубленном изучении истории Отечества. Крепости неодолимые воздвиг наш народ, опираясь на православную церковь, на подвиги ее святых и героев.


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.