Из дневника улитки - [17]
После окончания семестра к нам прибавился шваб с Боденского озера Карлхайнц Бентеле. Он был моложе всех. Его страсть к еде не позволила ему стать еще одной мачтой высокого напряжения. Толковый и кругленький, он заражал хорошим настроением, которое никто не решался испортить. Бентеле, кажется, был единственным, кто за время предвыборной борьбы прибавил в весе. Он ел и ел, остальные же… (Кстати, причиной споров и других светских забав служил, вероятно, копёр, который у нас на Аденауэраллее ежедневно громыхал так, будто строил подземку Бонн — Бад Годесберг. Врррум! врррум! — беспрерывно рычал он. Мы с Маршаном понимающе кивали друг другу: как у Деблина, в «Берлин, Александерплац»…)
Тем временем Скептик подружился с зеленщиком Исааком Лабаном; они теперь спорили не только через огородную изгородь, потому что Лабан, который в первую мировую войну получил под Верденом ранение в плечо и Железный крест, после смерти рейхспрезидента Гинденбурга носит траур. Лабан член имперского союза фронтовиков-евреев. Даже когда он вяжет лук в связки или сооружает парники, он произносит патриотические речи. Скептик говорит: «Когда все полетит в тартарары, евреи будут последними истинными немцами». (Профессор Ашер тоже считается безусловным патриотом и немецким националистом.) А Драуцбург, дети, всегда считал, что он намного левее меня.
Посмотрим, что получится: за один стол усаживаются несколько сорокалетних и несколько почти тридцатилетних, ужасаются друг другу, взваливают на себя ответственность за настоящее и будущее, придумывают друг другу лестные эпитеты и приходят к заключению, что во время предвыборной борьбы надо организовать инициативные группы избирателей в пятидесяти избирательных округах, концентрируя свое внимание на молодых избирателях, работающих женщинах, пожилых гражданах, работающих по найму католиках, начинающих отходить от ХДС и социальных комитетов Катцера. Конечной цели у нас, правда, нет, зато есть цель предвыборной борьбы: замена «Большой коалиции» социал-либеральной. Достаточно большинства в восемь мест, но двенадцать было бы лучше. Собирательное понятие Бонн не должно (не вправе) нас парализовать; робкий замах. Все ясно или кажется ясным. Нау утвердил график для типографии. Гермсдорф согласно кивнул при свидетелях. Вишневский полагает, что нас понял. Эмке делает вид, будто это он нас изобрел. Вилли шлет привет. СДПГ хочет, или лучше сказать — хочет хотеть. А благословение дядюшки Герберта у нас есть (пока).
В нашей конторе все делается так, словно на свете существуют одни улитки. Каждый докладывает о едва заметных успехах. А Эрдман Линде рассказывает о своей удаче на последних скачках: «Все-таки вернул все, что поставил».
Все-таки я худею, дети.
И хоть приходится трудно, все-таки это доставляет мне удовольствие.
Все-таки сейчас у нас не Любке, а Хайнеман.
Все-таки обсуждается закон о содействии градостроительству.
Улиточнонемецкий язык: все-таки.
(Потому что все одновременно, но с различной быстротой или медлительностью откладывают решения, пока результаты последних исследований будут если не представлены, то хотя бы все-таки заявлены…)
Порядок, вот что у него вошло в плоть и кровь: ластик всегда лежит рядом с карандашом. У Скептика (как и у Гауса) такой склад ума, что он не успокоится, не уснет, пока не сформулирует само зевание в одной фразе, которая, представ отшлифованным тезисом, заставит Гауса (как и Скептика) сразу же очнуться.
7
Он собирал только легочных улиток, ограничив себя видами Центральной Европы. Хотя Скептик ценил морских улиток и удивлял своего ученика Фрица Герсона, тоже начавшего заниматься собирательством, знанием экзотических экземпляров — камчатской улитки «Морское ушко», карибской улитки «Фехтовальщица», австралийской «Рыцарский шлем», длиной до шестидесяти сантиметров, упоминаемой Тасманом и капитаном Куком, — собирал он только на влажных лугах прибрежной полосы, под моховыми кочками и слоем опавших листьев в Заскошинском бору, в густой траве и на поросшем кустарниками берегу Радауны, на песчаных почвах, в каменных развалинах сахарных фабрик, между грядками мюггенхальских огородов.
Каждую важную находку он заносил в тетрадку, куда записывал и свои вопросы, — по лихтенбергской традиции (не путать с Эрвином Лихтенштайном, живущим в Тель-Авиве) он называл ее дневником: «Пупочная крученая улитка, оливский лес, восточный склон Шведского вала. Влажно-теплая среда под буковой листвой. Девять часов утра, 12 апреля 1935».
Или такая забавная запись: «С Фрицем два часа перебирали овощи у Исаака Лабана, потом пили смородиновую настойку. Смеялись над боевым порядком его оловянных солдатиков и дразнили Лабана, сравнивая успехи имперских спортсменов на Берлинской олимпиаде с быстротой передвижения улиток. — После короткого ливня на обратном пути под Праустом нашли ползущую по земле большую червеобразную улитку длиной шестнадцать сантиметров. Мы сошли с велосипедов. Я дотронулся до ее мантии. Даже в сжатом состоянии она имела длину девять сантиметров. Фриц ее поднял. Дома он пересказывал вычитанное из книг: Штирнера, потом сионистские изречения. Фриц высмеял мои сомнения, назвал их болезненно-пессимистическими и либеральными».
Роман «Собачьи годы» – одно из центральных произведений в творчестве крупнейшего немецкого писателя нашего времени, лауреата Нобелевской премии 1999 года Гюнтера Грасса (р.1927).В романе история пса Принца тесно переплетается с судьбой германского народа в годы фашизма. Пес «творит историю»: от имени «немецкого населения немецкого города Данцига» его дарят Гитлеру.«Собачий» мотив звучит в сопровождении трагически гротескных аккордов бессмысленной гибели немцев в последние дни войны. Выясняется, что фюрер завещал своим верноподданным собаку.
«Жестяной барабан» — первый роман знаменитого немецкого писателя, лауреата Нобелевской премии (1999) Гюнтера Грасса. Именно это произведение, в гротесковом виде отразившее историю Германии XX века, принесло своему автору мировую известность.
Гюнтер Грасс, лауреат Нобелевской премии по литературе, завоевал мировую славу полвека назад романом «Жестяной барабан», блистательно экранизированным в 1979 году Ф. Шлендорфом (фильм получил «Золотую пальмовую ветвь» на Каннском кинофестивале и «Оскара» как лучший иностранный фильм). Бестселлеры Грасса «Кошка и мышь», «Собачьи годы», «Траектория краба», «Из дневника улитки» переведены на десятки языков. «Луковица памяти» — книга автобиографическая. Рассказывая о своей юности, Грасс не умолчал и о нескольких месяцах службы в войсках СС, что вызвало грандиозный скандал вокруг его имени.
В Германии разразился очередной скандал, связанный с публикациями Гюнтера Грасса. На этот раз нобелевский лауреат Гюнтер Грасс опубликовал белый стих «Что необходимо сказать».Израиль объявил «персона нон грата» немецкого писателя Гюнтера Грасса, опубликовавшего антиизраильское стихотворение. Об этом сообщил глава МВД еврейского государства Эли Ишай. «Сочинение Грасса является попыткой разжечь пламя ненависти к Израилю и израильтянам, а также продолжением идей, которые он признавал в прошлом, когда носил форму войск СС, — подчеркнул он. — Если он хочет продолжать публикации своих искаженных и ложных работ, предлагаю ему делать это в Иране, где он найдет понимающую аудиторию».Глава МИД Израиля Авигдор Либерман также раскритиковал произведение Гюнтера Грасса, призвав европейских лидеров осудить высказывания писателя, способные усилить антисемитские настроения.
В четвертый том Собрания сочинений Г. Грасса вошли повести «Встреча в Тельгте» и «Крик жерлянки», эссе «Головорожденные», рассказы, стихотворения, а также «Речь об утратах (Об упадке политической культуры в объединенной Германии)».
В 2009 году Германия празднует юбилей объединения. Двадцать лет назад произошло невероятное для многих людей событие: пала Берлинская стена, вещественная граница между Западным и Восточным миром. Событие, которое изменило миллионы судеб и предопределило историю развития не только Германии, но и всей, объединившейся впоследствии Европы.В юбилейной антологии представлены произведения двадцати трех писателей, у каждого из которых свой взгляд на ставший общенациональным праздник объединения и на проблему объединения, ощутимую до сих пор.
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.
Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.
Они встретили друг друга на море. И возможно, так и разъехались бы, не узнав ничего друг о друге. Если бы не случай. Первая любовь накрыла их, словно теплая морская волна. А жаркое солнце скрепило чувства. Но что ждет дальше юную Вольку и ее нового друга Андрея? Расставание?.. Они живут в разных городах – и Волька не верит, что в будущем им суждено быть вместе. Ведь случай определяет многое в судьбе людей. Счастливый и несчастливый случай. В одно мгновение все может пойти не так. Достаточно, например, сесть в незнакомую машину, чтобы все изменилось… И что тогда будет с любовью?..
Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.
Страдание. Жизнь человеческая окутана им. Мы приходим в этот мир в страдании и в нем же покидаем его, часто так и не познав ни смысл собственного существования, ни Вселенную, в которой нам суждено было явиться на свет. Мы — слепые котята, которые тыкаются в грудь окружающего нас бытия в надежде прильнуть к заветному соску и хотя бы на мгновение почувствовать сладкое молоко жизни. Но если котята в итоге раскрывают слипшиеся веки, то нам не суждено этого сделать никогда. И большая удача, если кому-то из нас удается даже в таком суровом недружелюбном мире преодолеть и обрести себя на своем коротеньком промежутке существования.