Из царства тьмы - [5]

— Ты добросовестно работал, брат мой, и доказал свое усердие: ты преодолел самое трудное и сделал первый шаг. А теперь для того, чтобы ты скорее научился и увидел скрытое за завесой, я покажу тебе невидимое, о котором ты имеешь пока самое смутное представление. Мы прогуляемся по окрестностям, и ты увидишь то, что не замечают обыкновенные люди. Но ты должен всегда видеть это, когда будешь истинным врачом. Ты изумишься, увидев, как мало на свете здоровых людей, но не должен пугаться.

Через несколько дней учитель и ученик в скромных, но изящных летних костюмах вышли из ворот виллы. По довольно крутой тропинке они спустились к озеру, нашли у берега привязанную лодку и переехали на другую сторону. Там они взобрались на возвышенность, где за большим камнем в скале находилась обширная пещера. Они прошли в ней и через искусно скрытый выход попали на другую узкую и такую крутую тропинку, что для спуска местами в скале были высечены ступени. Наконец, они очутились на небольшой площадке, где стоял сельский домик, и какой-то степенный старец радушно встретил их, а затем провел в простую, чистенькую комнату, где предложил обед. Доктор проголодался после долгой ходьбы и с удовольствием уничтожал сыр, хлеб и великолепный мед, но адепт ограничился только хлебом и молоком.

— Этот домик зовется гостиницей «Доброго пастыря», а ее владелец, старый Ян, состоит низшим членом нашего братства, как и его жена, Линда, отлучившаяся в данное время за покупками, — пояснил Дахара. — Здесь наши братья могут останавливаться и отдыхать перед тем, как отправиться к нам на виллу, сюда же приносят нашу корреспонденцию. А теперь, брат Вадим, перед вступлением в лежащий неподалеку городок я должен подвергнуть твои глаза легкой операции. В большой город я тебя не поведу, так как ты не в состоянии был бы вынести то, что там увидел бы.

Он достал из кармана сафьяновый футляр, вынул флакон синего стекла, и налил из него несколько капель в стакан воды. Синие капли окрасили воду в бирюзовый цвет. Дахара намочил в ней кусочек полотна, а затем, приказав доктору лечь на спину, наложил ему на глаза этот компресс.

Загорский даже вскрикнул: ему показалось, что ему на веки наложили огонь, который выжег глаза, но в этот миг у него закружилась голова, и он лишился чувств, когда же он очнулся, Дахара сказал, от души смеясь:

— Извини, брат Вадим, что я не предупредил тебя о действии компресса, но не бойся и полежи спокойно с четверть часа. Ничего худого с твоими глазами не приключилось, и ты только будешь видеть больше, чем обыкновенно.

Боль от ожога уже сменилась сильной, но приятной теплотой, а затем появилось странное ощущение, будто его глаза становились все больше и больше.

Когда компресс был снят, Заторский с удовольствием убедился, что видел превосходно, но зато все окружавшее его приняло иной вид. Бесцветная прежде атмосфера теперь казалась голубоватой и как-то странно сверкала, а все предметы на этом фоне выступали необычайно выпукло. Стены, мебель, посуда — словом, все было окружено голубоватой каймой, легким, дымчатым сиянием.

— Теперь отправимся в путь и будем наблюдать все, что увидим, — весело сказал адепт, беря за руку Заторского, у которого как будто дрожали ноги.

По узкой тропинке они вышли на хорошую дорогу и вскоре увидели в долине, пересеченной речкой, маленький городок: чистые нарядные домики с красными крышами ярусами разбегались по окружавшим высотам, а среди них высилась остроконечная колокольня церкви.

— Что это горит там, на башне? — спросил Заторский.

— Это крест над церковью. Но теперь ты видишь его окруженным флюидическими токами, вообще присущими каждому кресту, который в качестве символа веры всегда бывает озарен светом, — ответил адепт. — Везде, где люди собираются для молитвы, мысли верующих выделяют особую субстанцию, движущуюся и способную, подобно ртути, дробиться на части. Эта субстанция собирается в облака света, невидимого профанам, которые могут только ощущать благодетельное веяние ее света и чистоты.

Когда они уже очутились в городе, Дахара свернул в боковую улицу и заметил:

— Раньше чем посетить жилища воплощенных, побываем на кладбище, месте мирного упокоения, по представлению людей.

Хорошо содержимое, обнесенное высокой стеной кладбище казалось большим садом: из густой зелени белели памятники, богатые и бедные, надгробные камни или просто деревянные кресты. На повороте первой аллеи Заторский остановился, тяжело дыша.

— Учитель, что такое я вижу?! Вон на той могиле, налево, я вижу словно горит небольшой костер, а та, рядом, как будто окутана голубой дымкой. Над большой надгробной плитой сверкает золотой крест, а на той, что позади, ничего нет, кроме черного дыма. Великолепнее всего вот та, маленькая могилка в тени каштана, с простым деревянным крестом: ее осеняет точно серебристый газ, а посередине светится огонь в виде сердца. — Вдруг Заторский вздрогнул и схватил своего спутника за руку: — Учитель, что это за мрачные тени, омерзительные, черные и безобразные: не то люди, не то звери? Вон они бродят и ползают, точно змеи, между памятниками и присасываются к могилам.