Июнь - [12]

Там и сям на участке шли в воздух ракеты: наряды продолжали сигналить на свои заставы о нарушении границы. Буров поднял ракетницу и выпустил две ракеты красного дыма. Застава все же должна их продублировать, но что на ней творится? Ведь так и нету сигнала «Спешите на заставу», может, не продублируют и на этот раз.

Две красные ракеты описали дугу и неподалеку от мыса, справа — это усиленный наряд соседней заставы с ручным пулеметом. Вот он затрещал, затрещал. Жаль, думал Буров, мы без «дегтяря», занемог Титаренко, но ничего, «дегтярь» и на заставе пригодится. А мы будем стрелять из автомата и винтовки, гранатами угостим; это и есть взаимодействие с соседями. Буров снял автомат с предохранителя:

— Карпухин! Стрелять по моей команде!

— Есть, товарищ сержант! — Карпухин передернул затвор.

— Бей прицельно! По офицерам, по пулеметчикам!

— Есть, товарищ сержант!

Выдавливая волны, сталкиваясь, догоняя друг друга, лодки подходили к берегу; кое-где автоматчики спрыгивали в воду, плыли или шли бродом. Эх, «дегтяря» бы сюда, еще лучше «максима», да нет, на заставе они нужней.

— Огонь!

Автомат забился в дрожи, но руки были тверды. Дав четыре очереди по ближним лодкам, Буров скосил глаза на Карпухина. Тот неторопливо нажимал на спусковой крючок, выбросив гильзу и дослав новый патрон, щурился, целил. Правильно, так и надо: ты выбирай цель поважней, а я короткими очередями по гущине.

Автомат подрагивал, выплевывал стреляные гильзы, щелкали винтовочные выстрелы, постукивал невидимый «дегтярь»; где-то выше по течению, в лозняке, рвались гранаты, Буров определил: наши, РГД. Он стрелял, про себя отмечая: так-так, понтон продырявили, очкастого офицерика срезали, вон лодка перевернулась, слышны вопли. Что, гады, не рассчитывали на такую встречу?

То, о чем думал Буров, у Карпухина прорвалось рычанием:

— Горяченького хлебнули? Стервы, суки… Ого-го-го, нате, жрите!.. В бога мать… заразы!..

Он обернулся к Бурову, оскалился, вогнал новую обойму. Кивая ему, Буров сменил магазин. Губы слиплись. Жажда.

— Огонь!

Немцы, убитые и раненые, падали в воду, плыли или тонули, поврежденные понтоны уносило течением, а сверху несло другие пробитые понтоны; одни лодки застопорили, другие причаливали к восточному берегу; стрельба, стоны и крики «хайль».

— Карпухин, гранаты к бою!

Они начали вставлять запалы, и в это время разорвались гранаты соседнего наряда. Сейчас и мы добавим. Они швырнули гранаты. Брызнули щепки, куски резины и одежды. Буров опять вставил запал, отвел чеку и, размахнувшись, как городошную биту, бросил гранату. Почти одновременно и Карпухин бросил вторую гранату.

Немцы кинулись назад, к уцелевшим лодкам, погребли к западному берегу. Отставшие от лодок — вплавь, захлебываясь. Вслед им стучал «дегтярь». А ниже по течению, правее «дегтяря», бил станковый пулемет и растекалось разнобойное и не очень-то мощное, но знакомое и родное «ура».

— Ого-го-го, драпанули? Нате, жрите… заразы!.. Буров огляделся: дым над заставой почернел, пламя побелело, обесцветилось, потому что окрест рассвело, солнце встает. Солнце? Не вечер, а утро? Держится застава? Держись, родимая. В тылу, между заставой и комендатурой, в небе купола парашютов. Фашисты сбрасывают десант? А не наши ли это парашютисты, не подмога ли? Так быстро? Мало вероятно. Берег перед мысом изъеден воронками, они курятся. Артиллерия сызнова станет долбить?

Но из кустов на том берегу, расталкивая и подминая их, выполз танк, развернул башню с измалеванным крестом и номером, и пушка ударила туда, где был «дегтярь». Другой танк выполз к отмели, орудийная вспышка — и землю перед мысом тряхнуло, разрывы ближе и б лиже к яме, пятый снаряд рванул рядом. Карпухина отбросило к Бурову, оба упали на дно, комки земли забарабанили по спинам. А если осколки?

Буров лежал, прикрыв голову руками, автомат — под себя. Снаряды раздирали мыс то подальше от ямы, то вблизи. Буров отнял от головы руку, нащупал карпухинскую, пожал: я живой, а ты?

Земля за шиворотом, на зубах, тело затекло, судорога свела икру. Буров размял мышцу. Сколько же можно так валяться, уткнувшись рылом в лапник? Однако носа не высунешь, преждевременно погибнуть — глупо.

Когда звон, визг и грохот прекратились, Карпухин отряхнулся и оглядел винтовку. Буров высунулся, увидел: пока танк долбил, десантники высадились; развертываясь в цепь, они поднимались теперь по склону. Буров скомандовал:

— Огонь!

Автоматчики перебежками подходили все ближе. Буров и Карпухин швырнули гранаты. Автоматчики залегли. Хорошо, что залегли. Плохо, что справа не слышно ни «дегтяря», ни гранатных разрывов. Неужто другой танк стрелял метко, будь он проклят!

— Товарищ сержант!

— Чего тебе?

— Тяжко нашим, на заставе-то?

— Да.

— Ну и нам достается.

Оба повернулись к заставе, и оба выкрикнули:

— Ракеты!

Со стороны заставы, пронзая дым, взвивались ракеты: «Спешите на заставу!» Мы-то поспешим, да что же вы замешкались, дорогие? Конечно, при таком обстреле всяко могло обернуться, могли мы и вообще не дождаться этого сигнала. Буров наклонился к Карпухину:

— Отходим по моей команде!

— Есть!

Танк не обстреливал, видимо опасался угодить в своих; залегшие немцы строчили из автоматов и пулеметов, швыряли гранаты на длинных деревянных рукоятках; по низкорослому кустарнику до взвода слева и до взвода справа обтекали мыс. Хотят окружить? Буров выдернул из-за пояса гранату: