Июнь-декабрь сорок первого - [50]

Алексей Николаевич с энтузиазмом принял мое предложение. Тут же при нем я позвонил комиссару полка. Тот ответил, что с радостью встретят писателя. Мы усадили Толстого в редакционную машину и в сопровождении репортера Дмитрия Медведовского и фоторепортеров Сергея Лоскутова и Якова Халипа отправили в полк.

И вот все собрались на зеленом поле аэродрома. Летчики с глубоким интересом слушали Алексея Толстого. А потом Алексей Николаевич сам слушал их рассказы о боевых делах. До этого ему не раз доводилось наблюдать стремительные атаки стражей московского неба и даже писать о них. Но тогда это были для него безымянные герои. А вот сейчас он увидел их рядом с собой, услышал живые голоса.

Беседа Толстого с Виктором Киселевым продолжалась более часа. Этот смуглый от солнца и ветра парень сидел за столом, сколоченным из грубых досок, застенчиво поглядывал на писателя своими серыми веселыми глазами и рассказывал ему "все, как было". Притом вроде бы оправдывался: сбить-то, мол, фашиста сбил, но малость погорячился, не рассчитал - свой самолет тоже "угробил" и сам еле успел выпрыгнуть с парашютом. Киселев был убежден, что, тараня противника, можно сохранить свою машину.

- Получилось не как хотел, - сожалел он. - Практики не было. А тут еще пробило мне масляный бак и радиатор; мотор вот-вот должен был заклиниться. Ну, конечно, и азарт. Не хотелось упустить наглеца, а патроны-то у меня уже кончились. Подхожу к нему снизу, чтобы царапнуть винтом по хвостовому оперению. Рассчитать это можно правильно. Так, чтобы только чуть-чуть задеть кончиками винта. Да ведь струя масла залила у меня козырек, плохо вижу. К тому же воздушной струей от его винта бросило мою машину кверху. Тут я и погорячился. Таранил сверху, врезался ему в левый бок...

Алексей Николаевич записал слово в слово все, что рассказывал ему летчик. Постарался успокоить его, все еще терзаемого "промашкой". Прощаясь, спросил: можно ли все то, что рассказал ему Киселев с такою откровенностью, напечатать в газете?

- А чего же нельзя? Другим польза будет, - деловито рассудил его собеседник.

На память о встрече летчик подарил Толстому найденный в сбитом немецком бомбардировщике портсигар-зажигалку с секретом и на листке бумаги написал: "Вам, Алексей Николаевич, в мой знаменательный день. Л-т Киселев". Толстой долго крутил-вертел этот подарок в руках - никак не мог разгадать его секрет. Попытался открыть портсигар кто-то еще, но и у него ничего не получилось.

- Дайте-ка сюда, - попросил Киселев и показал, как надо обращаться с его подарком.

- А ларчик-то, оказывается, просто открывается, - рассмеялся Алексей Николаевич. И стал открывать и закрывать портсигар.

Вечером Толстой опять был у меня. Делясь впечатлениями о поездке, все повторял:

- Какие люди!.. Какие люди!..

- А как насчет статьи о таране? - перевел я разговор на деловую почву.

- Статью напишу. Киселев много интересного рассказал, но его случай не классический. Есть у меня еще рассказ другого летчика, Катрича. Он тоже срезал бомбардировщик противника и свой самолет сохранил. Я и о нем напишу. Постараюсь как можно скорее - дня через два-три.

А на второй день положил мне на стол страничек восемь текста с готовым заголовком - "Таран"...

19 августа

Различные передовицы печатались в "Красной звезде" в военное время: и общеполитические, и сугубо военные, и даже на такие узкие, чисто тактического характера темы: "Ни шагу без разведки", "Оборона населенного пункта" и т. п. Но ни разу не было, чтобы передовая посвящалась одному какому-то человеку. Первая такая передовица появилась 19 августа. Называется она: "Герой Советского Союза заместитель политрука Мери".

В районе станции Дно располагался штаб 22-го стрелкового корпуса. К штабу прорвались фашисты и наткнулись здесь на радиороту 415-го отдельного батальона связи. В роте в тот миг старшим и по званию, и по должности оказался заместитель политрука Арнольд Мери. Он и взял на себя командование. Фашисты пошли в атаку при поддержке минометного огня. Осколком мины ранило Мери, но он продолжал руководить боем и сам вел пулеметный огонь. Пал в бою второй номер его расчета. Замполитрука стал управляться с пулеметом один. Его еще раз ранило. Обливаясь кровью, он не сбавил огня, не оставил свою роту. С поля боя Мери увели после третьего ранения, когда подоспела уже подмога. Немцы были отброшены, штаб корпуса спасен.

Я не сразу вспомнил, кто писал передовицу о Мери. Но, перечитав ее через много лет, определил автора безошибочно. У каждого из наших литературных секретарей, которые писали передовицы, были свой стиль, свой язык. У Морана, как уже отмечалось выше, преобладало эмоциональное начало. У Кривицкого - яркопублицистическое. У Вистинецкого передовые были посуше, отличались деловитостью. Передовица о Мери принадлежала его перу.

У нас сложилась определенная система работы над передовицами. Предварительно редактор обсуждал с автором содержание будущей статьи, основную ее направленность. Затем автор разрабатывал тему в деталях, формулировал уже обговоренные мысли, дополняя и углубляя их. Потом начиналось редактирование подготовленного текста. На этом этапе бывало по-разному. В одних случаях если и возникали какие-то заминки, то ненадолго. В других - вносились в текст существенные поправки. А порой приходилось и переписывать статью заново или почти заново, конечно, работали, обычно, вместе с автором, "артельным способом", как подшучивали редакционные острословы.