Июнь 1941: запрограммированное поражение - [3]

По воспоминаниям И.В. Болдина, во время спектакля начальник разведотдела штаба округа полковник СВ. Блохин доложил Павлову о тревожной обстановке на границе, что немецкие войска якобы приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков наших рубежей. Тем не менее оба руководителя все-таки досмотрели комедию [6]. Чем это можно объяснить: завидным спокойствием или преступной беспечностью? Ведь в информации разведотдела штаба округа от 5 июня 1941 г. указывалось, что на границе Белоруссии «сконцентрировалось около 40 немецких дивизий, в том числе на брестском направлении 24 дивизии» [7]. Скорее всего, Павлов решил не покидать свою ложу, чтобы не вызвать беспокойства среди зрителей, большую часть которых составляли командиры и их семьи. Позднее уже арестованный генерал армии Д.Г. Павлов на закрытом судебном заседании Военной коллегии Верховного суда СССР 22 июля 1941 г. заявит:

«Я знал, что противник вот-вот выступит, но из Москвы меня уверили, что все в порядке, и мне было приказано быть спокойным и не паниковать. Фамилию, кто мне это говорил, назвать не могу» [8]. Но на этот раз следователи почему-то не стали добиваться фамилии того, на кого ссылался Павлов. Обычно этот человек (И. Сталин) в протоколах допросов многочисленных «предателей» и «врагов народа» проходил под названием — «инстанция».

Директиву наркома обороны о возможном внезапном нападении немцев в течение 22–23.6.41 г. в штабе округа получили в 1.45 22 июня. Сразу после расшифровки штаб округа с 2.25 начал передавать ее содержание армиям для немедленного исполнения. Однако примерно с 2 часов ночи (за два часа до вторжения) на территории Западного военного округа начался массовый выход из строя линий проводной связи. Это действовала вражеская агентура из местных противников советской власти и его диверсионные группы, заранее заброшенные в наш тыл. Они вывели из строя практически всю проводную связь армий с войсками и штабом округа. Например, штаб 4-й армии из-за потери связи директиву сразу принять не смог, а когда принял, то расшифровывать ее пришлось уже под бомбами противника. После восстановления связи с Минском в 3.30 командующий войсками округа по телеграфу (БОДО) открытым текстом сообщил ее командующему генералу А.А. Коробкову, что в эту ночь ожидается провокационный налет немецко-фашистских войск на нашу территорию. При этом категорически предупредил, что на провокацию наши войска не должны поддаваться. Павлов не разрешил командующему поднять одну дивизию по боевой тревоге, хотя тот имел на это право. На вопрос Коробкова, какие же мероприятия разрешается провести, Павлов ответил: «Все части армии привести в боевую готовность. Немедленно начинайте выдвигать 42-ю дивизию для занятия подготовленных позиций. Частями Брестского укрепрайона скрытно занимайте доты. Полки авиадивизии перебазируйте на полевые аэродромы» [9].

Последнее надо было сделать раньше. Предупреждение о возможности внезапного нападения немцев запоздало. Командиры соединений, подвергшихся обстрелу и бомбежке, самостоятельно стали поднимать части по боевой тревоге. При этом наибольшие потери понесли соединения, находившиеся в непосредственной близости от госграницы. С 4 часов утра штаб округа стал получать донесения из армий о бомбежке и артобстрелах. Из 3-й армии доложили, что немцы нарушили границу на участке от Сопоцкина до Августова, бомбят Гродно, штаб армии. Связь с частями по проводам нарушена, на протяжении пятидесяти километров повалены все телеграфные и телефонные столбы. Перешли на радио, но две из трех штабных радиостанций прекратили работу, возможно, были уничтожены.

Вспоминает Болдин:

‹…› За короткое время в четвертый раз вызывает нарком обороны. Докладываю новые данные. Выслушав меня, С.К. Тимошенко говорит:

— Товарищ Болдин, учтите, никаких действий против немцев без нашего ведома не предпринимать. Ставлю в известность вас и прошу передать Павлову, что товарищ Сталин не разрешает открывать артиллерийский огонь по немцам.

— Как же так? — кричу в трубку. — Ведь наши войска вынуждены отступать. Горят города, гибнут люди! ‹…›

— Разведку самолетами вести не далее шестидесяти километров, — говорит нарком [10].

О 22 июня и днях накануне написано столько, что, казалось бы, все уже должно быть ясно. Но при сопоставлении сведений из имеющихся источников невольно возникает множество недоуменных вопросов, ответы на которые сразу и не найдешь. О масштабах сосредоточения германских войск вблизи советской границы поступало немало сведений. Так, на 1 июня советское командование располагало данными о сосредоточении против СССР 120–122 дивизий вермахта, а также 13 дивизий и 3 бригад Румынии [11]. Со второй половины июня из различных источников по всем каналам стали поступать тревожные сообщения, в которых говорилось о неминуемом нападении немцев в самые ближайшие дни. А чем же занималось политическое и военное руководство страной и армией в последние дни и часы перед началом войны, имея такие сведения?

Г. К. Жуков в своих знаменитых воспоминаниях пишет:

«Вечером 21 июня мне позвонил начальник штаба Киевского военного округа генерал-лейтенант М.А. Пуркаев и доложил, что к пограничникам явился перебежчик — немецкий фельдфебель, утверждающий, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня.