Июльский заговор - [72]

Описание Фрейслера, данное Дельпом, является метким и весьма откровенным. «Фрейслер умен, нервозен, тщеславен и заносчив. Он все время играет, причем таким образом, что второй игрок заведомо вынужден занять более низкое положение». Процесс, утверждает Дельп, был специально организован таким образом, чтобы уничтожить обвиняемого, и допускались только такие свидетельства, которые помогали достижению этой цели. «Все вопросы были заранее подготовлены, — писал Дельп, — и горе тебе, если ты давал не тот ответ, который был нужен Фрейслеру. Это расценивалось как иезуитство». Мольтке, по мнению Дельпа, страдал из-за своей связи со священниками и пасторами.

На этом процессе Фрейслер использовал следующий метод: он последовательно одного за другим допрашивал коллег Мольтке, чтобы на основе их показаний выстроить свидетельство против самого Мольтке — главной фигуры на слушании. Мольтке заметил, что Фрейслер всегда говорил об обвиняемых как о «членах группы Мольтке»[69], а об их дискуссиях — как о «подготовительной работе для государственной измены», независимо от того, шла ли речь об активном насилии или нет. Мольтке был «хитрым предателем и гнусным пораженцем», а его имя «присутствует повсюду, словно красная нить».

Мольтке пишет так, словно процесс доставил ему некоторое удовольствие, как будто он почувствовал облегчение, когда после долгих месяцев напряженного ожидания все прошло на удивление хорошо. Шульце, один из обвинителей, «не производил неприятного впечатления», почти поголовно молчавшие защитники были «все очень порядочными». Даже Фрейслер, техника нападок которого не изменилась со времени предыдущих процессов, описан Мольтке как «талантливый и не без гениальности». Хотя Фрейслер всячески стремился произносить монологи, Мольтке утверждает, что было вполне возможно «вставить ответы, возражения и даже огласить новые факты. Правда, если при этом обрывалась нить его рассуждений, он выходил из себя, делал вид, что ничему не верит, или начинал орать на провинившегося»[70]. Когда неожиданно понадобился Уголовный кодекс, его в суде не смогли найти. Подобные ситуации, по словам Мольтке, были типичными.

Процесс длился два дня. Мольтке был полон решимости дать бой и даже получал некое удовольствие от своих схваток с Фрейслером.

«Мы начали довольно умеренно, но очень быстро, можно сказать, с головокружительной скоростью. Слава богу, легок на подъем и сумел приноровиться к скорости Фрейслера, что явно доставило удовольствие нам обоим. <…> Вплоть до нашей беседы с Герделером и моей позиции по отношению к ней все шло гладко и без особого ажиотажа.

В этом месте я возражал, что полиция и служба безопасности знала все. Это привело Фрейслера к пароксизму номер 1. Все, что довелось испытать Дельпу, было детской игрой в сравнении с тем, что обрушилось на меня. Налетел настоящий ураган. Он заколотил кулаками по столу, стал такого же цвета, как его мантия, и заорал: „Я этого не потерплю! Не желаю слушать ничего подобного!“ И так повторялось много раз. Поскольку я знал, что в любом случае конец будет один, мне было все равно. Я холодно смотрел ему прямо в глаза, чего он явно не ожидал, и временами не мог удержаться от улыбки. Это хорошо видели официальные лица, сидевшие справа от Фрейслера, и Шульце. Жаль, что ты не видела выражение лица Шульце!»

Фрейслер яростно нападал на Мольтке за его пораженческие настроения и тесное общение с католическими священниками и протестантскими пасторами. В своем письме Мольтке воспроизводит насмешки Фрейслера: «А кто присутствовал? Отец иезуит? Из всех мыслимых людей именно иезуит! И еще протестантский священник и трое других, позднее приговоренных к смертной казни за участие в заговоре 20 июля! И ни одного национал-социалиста! Нет, ни одного! Что ж, я могу сказать только одно: кота выпустили из мешка. Отец иезуит! Именно его из всех людей вы выбрали, чтобы обсудить вопрос гражданского неповиновения! А как насчет иезуитского архиепископа? Ведь вы его тоже знаете! Он приезжал в Крейсау. Архиепископ иезуитов, одно из высших должностных лиц самого опасного врага Германии, навещает графа Мольтке в Крейсау. И вам даже не стыдно! Хотя любому честному немцу было бы противно даже взглянуть в сторону иезуита. Вы только представьте, это люди, которые не служат ни в одной армии из-за своего к ней отношения! Если я знаю, что в городе есть епископ иезуитов, для меня этого достаточно, чтобы я держался от такого города подальше! Зачем он приезжал? Подобные люди должны ограничить свою деятельность загробным миром, а этот мир оставить в покое. Да и вы посещали епископов. Искали нечто потерянное, я полагаю? Откуда вы получали приказы? Вам отдавал приказы фюрер и партия национал-социалистов. Это относится к вам в такой же степени, как и к любому порядочному немцу. А любой, кто руководствуется приказами, не важно, как и чем они замаскированы стражей потустороннего мира, получает их от врага, а значит, заслуживает соответствующего обращения».

Мольтке описывает свою схватку с Фрейслером как некую форму духовной дуэли: «В одной из своих тирад Фрейслер сказал мне, что национал-социализм схож с христианством только в одном отношении: оба требует человека целиком. Не знаю, насколько внимательно слушали остальные присутствующие диалог между мной и Фрейслером. Это был диалог, который вели души, и, хотя у меня было не много возможностей вставить свои реплики, в процессе него мы узнали друг о друге намного больше. Фрейслер был единственным из всей банды, который хорошо меня понимал, и единственным, кто отдавал себе отчет, почему необходимо от меня избавиться. Создавалось впечатление, что мы беседуем друг с другом в вакууме».