Ия, или Вторник для романтики - [8]

- Я и сам не сразу понял, что нужно, - сказал Алеша. - Понял, когда мы испытывали самодвижущуюся машину, автомат ПА-24. Это было два года назад на Тихом океане.

Но про океанские приключения ходоровской машины мне рассказывал другой человек (мир тесен!) - геолог Сошин, Юрий Сергеевич.

Сошин был замечательной личностью в своем роде, я ему посвятил две книги, и еще материала осталось на две. Представитель самой романтичной из наземных профессий, он презирал самое слово "романтика". Жизнь его была сложена из приключений, кое-как сцементированных зимними отчетными месяцами (камеральной обработкой), но Сошин уверял, что в хорошей экспедиции приключений не бывает никаких. "Приключения от глупости, говорил он. - Лодку перевернул на пороге - вот приключение. Но если лодку перевернул, коллекцию утопил, какой же смысл в экспедиции?" Задача профессии его была самая вдохновенная - видеть сквозь землю, угадать под непрозрачными толщами драгоценные клады. Но Сошин вносил во вдохновение методичность бухгалтера. Все у него было продумано и расписано: как собираться в дорогу, что брать с собой и как укладывать, как ходить, "как тратить силы и как беречь, на что смотреть, что игнорировать, как записывать, как обсуждать, как терпеть и как гореть, как зажигаться и зажигать других, как придерживать и планировать вдохновение. И все это изображалось на графиках, все излагалось афоризмами в суворовском стиле, например таких: "Вперед идти или возвращаться? Усталость всегда голосует за возвращение. Конечно, идя вперед, может быть, ты и не найдешь ничего, но вернувшись, не найдешь наверняка".

Не могу сказать, что Сошин был влюблен в геологию. Влюбленность подразумевает волнение, порыв, вспышку страстей. Сошин же был предан своей науке бесстрастно, верен неукоснительно, пожизненно и ежечасно, на работе, дома, на пляже и в театре. Он даже возмущался, если его собеседники (или собеседницы) протестовали против разговоров о геологии на отдыхе. Неужели кому-то интереснее моды и разводы?

И вот этот философ и методист геологического вдохновения был прислан к Ходорову в качестве консультанта. Естественно, ведь подводные-то автоматы с самого начала предназначались для исследования океанского дна.

Очередная усовершенствованная модель ПА-24 испытывалась в Тихом океане, поскольку здесь рекордные глубины по соседству с сушей, каких-нибудь двести километров от Курильских вулканов до таинственной щели Тускароры. Именно поэтому Алеша оказался на Курильских островах и сюда же прилетели его консультанты, в их числе и Сошин.

Картинно описывал мне Сошин природу Курил. Островную дугу он сравнивал с челюстью великана, который захотел выпить море и не сумел, окаменел с разверстой пастью. Каждый остров - зуб (ничего себе зубики!), иные раскрошились от старости, у иных пустое дупло (кратер), заполненное соленой водой. И вот стоит среди вод это полукольцо с черными отвесными стенами, стоит наперекор пенным валам. А вулканы! Клокочущая гора, содрогающаяся, как кипящий чайник на огне, фонтаны ошпаривающего пара над трещинами, сотни шипящих фонтанов. И клубы бурого дыма над вершинами, по ночам освещенные зловещим пламенем изнутри. Но тут же рядом мягкие зеленые холмы, волнующиеся заросли бамбука, пологий берег. И машина мчит по мокрому песку, давя хрустящие раковины в лужах, а из белесого тумана, цвета чая с молоком, выкатываются могучие валы, шелково-серые или свинцовые с мыльной пеной на гривах. Выкатившись, замирают на секунду, как бы примериваются для удара и вдруг с яростным грохотом рушатся на сушу, загребают гальку, с ворчливым рокотом волочат в туман.

Перед лицом этой стихии такой беспомощной выглядела горсточка людей, что-то затевающих на пляже, такой несерьезной - решетчатая конструкция ПА-24, похожая на каркас разобранного для ремонта "козлика". Первая мысль была: неужели эта жиденькая машина предназначена для покорения рекордных глубин океана? Несолидно! Легкомысленно!

А между тем несолидная решетчатость машины была задумана нарочито. Более того, сквозная прозрачность была главным козырем Ходорова. Ведь почему проникновение в глубины так трудно для человека? Потому что мы дышим воздухом, нам необходимо кусок атмосферы таскать с собой, сохранять под водой этот воздушный пузырь, несмотря на чудовищное давление: 100 атмосфер на глубине километра, 1000 и более атмосфер на самом дне. Давление как в паровом котле, как в турбине высоких параметров. Вот техника и городила стальные панцири, словно для паровых котлов и турбин: жесткие водолазные скафандры, жесткие подводные лодки, броненосные батисферы, батистаты, гидростаты. И все для того, чтобы давление не расплющило запаянную банку с воздухом, где сидит и дышит человек.

Но машина-то не дышит. Ей не нужен воздух и не нужен панцирь для воздуха. Никаких подводных пузырей, пусть все ее детали находятся в воде. Печатные схемы, сети и блоки можно впрессовать в пластины, металл изолировать от воды стеклом или пластиком. И проблемы давления не существует: все получается легким, плоским, пластинчатым или решетчатым.