Ивы зимой - [31]

— И опять Тоуд! — рявкнул он, с корнем вырывая какой-то замерзший куст, на свою беду оказавшийся на пути грозного зверя.

Семенившие за Барсуком помощники — ласки и горностаи — подобострастно щебетали за его спиной:

— Этот ужасный Тоуд!

— Просто кошмарный Тоуд!

— Возмутительный Тоуд!

— Абсолютно невыносимый Тоуд!

Барсук прекрасно слышал эти комментарии, от которых ему было ничуть не легче. Во всех этих «ужасных», «возмутительных» и, особенно, в «невыносимых» явственно слышался какой-то особый оттенок. Кроме возмущения и негодования в возгласах ласок и горностаев сквозило уважение, нет — даже восхищение животным, чей мятежный дух был, казалось, навеки подавлен и уничтожен, но тем не менее сумел воскреснуть и вознестись в небо, как восставшая из пламени птица феникс, воплотившись в отчаянном, безумном полете на летающей штуковине.

Но больше всего настроение почтенного мистера Барсука страдало от того, что он вынужден был признать: где-то в глубине его суровой души теплился слабый огонек едва заметного намека на нечто отдаленно похожее на уважение и симпатию к этому самому Тоуду. В конце концов, если бы не Тоуд, о чем он и его здравомыслящие друзья судачили бы все эти годы, на кого изливали бы время от времени накопившееся раздражение?

Не будь Toy да, эти места потеряли бы немалую часть своего очарования и своеобразия, о чем не раз говаривал достойнейший и разумнейший обитатель окрестностей — не кто иной, как сам Крот.

На сей раз, похоже, Тоуд пропал навсегда. Впрочем, если бы и нет, если бы сейчас весь лес озаботился поисками не Крота и Рэта, а этой возмутительный жабы, то — Барсук был в этом уверен — тогда уж Тоуд точно пропал бы навеки. Эта мысль, к удивлению Барсука, навеяла на него еще больше печали. Ведь каким бы противным, возмутительным и невыносимым ни был Тоуд, нельзя было не признать, что во всем, что он делал, не было ни капли злого умысла. Он вообще ничего не замышлял в отношении других — настолько сосредоточено на себе было это негодное создание.

— Ну Тоуд! — сокрушенно вздохнул Барсук, решительно расшвыривая в стороны последние кусты, закрывавшие ему путь к опушке Дремучего Леса, откуда открывался вид на поля и поливальную канаву. — Вот ведь несносное животное!

Но в эту минуту все мысли о Тоуде мгновенно испарились, уступив место другим надеждам и беспокойству.

Впереди, на дальнем конце поля, возвышался старый раскидистый дуб, изрядная часть кроны которого сейчас была скрыта под белоснежными лоскутами порвавшегося при приземлении парашюта. В нескольких шагах от дерева на берегу канавы стоял Рэт Водяная Крыса собственной персоной и, по всей видимости, живой.

Видимо, Рэт был слишком далеко и не услышал радостного крика Барсука и его помощников. Он стоял словно статуя, неподвижно глядя куда-то вдаль, как будто там ему было видно нечто такое, от чего невозможно оторваться ни на миг, даже для того, чтобы поздороваться и поблагодарить тех, кто пришел на помощь.

— Друг мой! — еще раз обратился Барсук к Рэту уже с близкого расстояния, с ужасом думая, что бедняга оглох в свободном полете. — Это я, Барсук, со мной — мои помощники. Наконец-то мы нашли тебя. Ты не представляешь, как я рад видеть тебя по крайней мере целым, если уж не невредимым. Эй, Рэт! Это я, я — Барсук!

Только теперь Рэт обернулся и посмотрел на Барсука и сопровождавших его ласок и горностаев. Посмотрел таким рассеянным, таким далеким и невидящим взглядом, что спасатели опешили. Барсук кашлянул и сказал:

— Ты, дружище, что-то не того… Какой-то не такой, что ли?

С видимым усилием Рэт тряхнул головой и заметил:

— А, это ты, Барсук?

— Ну конечно, я! Как только я увидел, как ты падаешь, а потом плавно спускаешься на вон том устройстве, которое…

— Это парашют, — тихо произнес Рэт. — Восхитительное изобретение.

— Ну да, парашют. Я, разумеется, надеялся, что это ты спускаешься под куполом, надеялся, что приземление будет удачным, и мы со всех ног бросились сюда, еще не зная наверняка, кого и в каком виде обнаружим. Должен сказать, что выглядишь ты как-то не того… Да, знатно тебя потрясло-покрутило…

— Да, я потрясен, — негромко сказал Рэт. — Действительно потрясен.

— Еще бы! Наверное, неприятно выпадать из летающей штуковины на такой высоте.

— Да? Я не заметил. К тому же падение немногим отличается от плавания в воде, а к нему, как ты знаешь, я отлично приспособлен.

— Ну тогда… тогда — все хорошо, что хорошо кончается, — озадаченно почесал в затылке Барсук.

— Я видел Дальние Края, — совсем-совсем тихо сказал Рэт.

— Пойдем-ка. Барсук снова решил взять инициативу в свои руки. — Крота, наверное, до сих пор не нашли, к тому же Тоуд…

— Я видел… Что? Тоуд? В последний раз, когда я его видел, он был в полном порядке. Но послушай меня, Барсук. Неужели ты не понимаешь? Я же видел… Дальние Края!

И снова Барсук не услышал в словах друга прозвучавших в них изумления, сожаления и даже горечи. Перебив Рэта, он деловито сказал:

Сейчас, я думаю, нам нужно направиться к моему дому, куда к нашему возвращению Выдра, я уверен, пришлет доклад о результатах поисков. Понятно? Эй, Рэт! Пойдем?

— Пойдем… — рассеянно проговорил Рэт, все еще глядя куда-то вдаль. — Пойдем… Ну конечно. Наверное, так будет лучше. А что — Крота так до сих пор и не нашли?