Ивы зимой - [25]

Взлет оказался настолько стремительным, а подъем — крутым, что Рэт от неожиданности сполз было на дно кабины, но, собравшись с духом, вскарабкался-таки снова на сиденье, впившись передними лапами в деревянную обшивку фюзеляжа.

— Тоуд! Мерзкий и противный Тоуд! Немедленно прекрати! — пытался докричаться до горе-летчика Рэт.

Но все крики и команды были безрезультатны. Казалось, уже ничто не сможет спасти обоих аэронавтов от страшных последствий безумного тщеславия Тоуда. Хуже всего было то, что на каждый победный вопль Тоуда машина отвечала резким покачиванием или очередным рывком. Так продолжался этот безумный подъем, но стоило Рэту хоть чуть-чуть приноровиться к тряске и оглядеться вокруг со своего места, как самолет, клюнув носом, вдруг резко пошел вниз, едва не выбросив из своего чрева пассажира.

— Тоуд! — взвыл Рэт и попытался утихомирить разбушевавшегося лихача, вдавив в пилотское сиденье, для чего пришлось изо всех сил схватить его за плечи и покрепче нажать. В результате траектория полета изменилась — резко и неожиданно. Самолет накренился, и Рэт увидел, что земля, река, ивы и Тоуд-Холл очутились не внизу, а где-то сбоку.

— Тоуд, немедленно сажай свою штуковину! — потребовал Рэт,

— Не хочу, не буду, не… я не знаю как! — Похоже, трагический смысл этих слов не в полной мере дошел до возбужденного полетом мозга Тоуда.

— Тогда хоть…

Рэт собирался сказать Тоуду, чтобы тот пристегнул вытяжную стропу парашюта, которая бесцельно моталась на ветру, но сообразил, что его собственный парашют также не обеспечен аварийной страховкой. Трезво и практично действующий в критических ситуациях, Рэт и на сей раз поступил решительно и логично: осмотревшись, он поскорее пристегнул стропу тоудовского парашюта к показавшемуся ему подходящим крючку на фюзеляже, а затем проделал то же самое со своим. Тоуд даже не заметил заботливых стараний друга, так он был увлечен своим полноценным, деятельным существованием в волшебном мире на границе небесной глади и земной тверди.

Самолет то проваливался, то планировал над Тоуд-Холлом, то опускался к самой земле, то вновь взмывал ввысь. Сам ли летательный аппарат тренировал свои способности к высшему пилотажу, или он подчинялся управлению Тоуда — сказать невозможно.

Время от времени под крыльями на несколько секунд показывалась лужайка Тоуд-Холла с посадочной полосой, но успеть приземлиться за эти краткие мгновения нечего было и думать. Оставалось лишь надеяться на чудо, которое теперь только и могло опустить самолет на землю, не разбив его вдребезги.

Так думал Рэт до тех пор, пока не произошло нечто совсем из ряда вон выходящее: на очередном подъеме мотор самолета вдруг как-то странно зачихал — и заглох! Только что мир был наполнен мощным ревом и грохотом, и вдруг — тишина, нарушаемая лишь самым безнадежно-зловещим звуком, который когда-либо доводилось слышать Рэту: это свистел и завывал ветер в рулях и проволочных растяжках крыльев и ему аккомпанировало мерное бормотание пропеллера, вращающегося под напором встречного воздуха.

Прежде чем Рэт успел что-нибудь сказать или даже подумать о том, что можно было бы сказать в такой безнадежной ситуации, мир вдруг резко завалился набок, а затем и вовсе перевернулся вверх ногами. Для Рэта это событие ознаменовалось тем, что он вдруг оказался вне самолета, более того — в свободном полете сквозь толщу холодного зимнего воздуха.

— Ой! — все, что успел сказать Рэт, прежде чем перевернутый аэроплан с неизвестно как удержавшимся в нем и невероятно забавно при этом выглядевшим Тоудом швырнуло куда-то в сторону, прочь из поля зрения Водяной Крысы.

Ревущий в ушах Рэта ветер перевернул его, и глазам Водяной Крысы предстал, словно во сне, знакомый пейзаж, но с высоты птичьего полета. Там, далеко внизу, была земля, поля и рощи, там петляла река, которую он так любил, особенно вон тот ее кусочек.

Он тотчас же узнал все: вот мост, вот усадьба Тоуда — замок кажется большим даже с такой высоты, вот опушка Дремучего Леса, вот Кротовый тупик с домом Крота, вот заливные луга, вот снова река, сверкающая в лучах зимнего солнца. А на реке…

— А вон и моя лодка — плывет себе по реке, — сообщил он сам себе, словно наблюдения в полете с неба на землю были для него привычным делом.

Больше всего его сейчас озаботила судьба лодки — его любимой, верной и надежной подруги. Между прочим, вспомнил Рэт, именно Тоуд виноват в этой неприятности. Именно задумавшись о странном грохоте, доносившемся из его поместья, Рэт забыл привязать ее и теперь наблюдал, как она проворно движется вниз по течению.

— Проклятие! — в сердцах воскликнул Рэт, поняв, какая судьба ждет его суденышко в самое ближайшее время: сверху было отлично видно, что болтающаяся и вертящаяся на воде лодка неумолимо приближается к острову и вскоре минует его с одной или с другой стороны. А за островом оставалось рукой подать до плотины, где лодке будет суждено разбиться вдребезги.

Сюрпризы следовали один за другим: в какую-то секунду Рэт вдруг осознал, что вот уже некоторое время к свисту ветра в ушах примешивается другой звук — очень знакомый. Рэт прислушался — сомнений быть не могло. Оглянувшись, он увидел подтверждение тому, о чем докладывали уши: самолет каким-то образом выровнялся в воздухе, и неким чудом вновь заурчал, зарокотал его мотор.