Ивановна, или Девица из Москвы - [2]

Шрифт
Интервал

Роман «Ивановна, или Девица из Москвы» — это крепко построенный исторический роман в письмах, причем роман остросюжетный, его действие разворачивается, главным образом, в захваченной в 1812 году французскими войсками и сожженной Москве. События того времени хорошо известны читателю по отечественной литературе. Но переписка сестер Долгоруких, письма влюбленного в русскую аристократку Ивановну английского баронета Эдварда Инглби и его слуги в немалой степени пополняют наши знания о том времени и придают им новую эмоциональную окраску — тема «война и любовь» всегда актуальна.

Написанные чужестранцами романы или фильмы о России часто называют «развесистой клюквой», но в романе «Ивановна» — написанном в 1813 году! — этого вовсе нет. Есть, конечно, странности в именах героев (Ивановна, Ротопчин и др.), неточности в некоторых географических названиях (Смоленско, Витесп), но не более того. Это можно легко простить Барбаре Хофланд, которая явно не бывала в России. Видимо, все сведения она почерпнула из газет и устных рассказов. Мало кто мог написать бы роман, например, из американской жизни, пользуясь лишь свежими номерами «Нью-Йорк таймс». Но больше всего в романе поражает восторженное отношение писательницы к русскому народу, его героизму и патриотизму. Нет сомнений, что она восхищается отважными русскими героями и героинями своего романа, и можно предположить, что это было не только ее личное мнение, но она отразила общее настроение, существовавшее в то время в Англии в отношении к России.

Том I

Письмо I

Ивановна, дочь графа Долгорукого,

Ульрике, своей сестре

и жене полковника графа Федеровича


Москва, 20 мая

Сестра моя, друг мой, почему тебя нет рядом со мной, когда жизнь моя так полна всяческими событиями? Увы! Задаю вопрос и тут же сама на него отвечаю — ты занята выполнением важных, но непростых обязанностей, свойственных тому положению, на порог которого я только вступаю. Ты ухаживаешь за больным ребенком и готовишься к разлуке с любимым мужем, к самому тяжкому испытанию, которое, вероятно, в силах выдержать только супружеская любовь.

Поскольку несколько месяцев назад решено было, что мое бракосочетание состоится в день, когда мне исполнится восемнадцать лет, Фредерик не будет больше слушать ни моих глубокомысленных доводов насчет дальнейшей отсрочки, ни даже доводов моего дорогого деда. Мои доводы, правда, сводятся к одному: «Я предпочла бы не выходить замуж до тех пор, пока Ульрика не сможет приехать к нам». Дедушка восклицает совсем в ином тоне: «Время ли жениться или выходить замуж, когда враг у ворот, когда тот, кто низверг империи и разорил народы, приближается к России?»

Наши дорогие родители слушают речи своего почтенного отца с душевным волнением, которое показывает, сколь глубоко они разделяют его чувства, и все-таки они не противятся моему браку в условленное время. Отчасти, считая, что французы не выполнят свою угрозу и не вторгнутся в Россию или будут отбиты, а отчасти потому, что хотят, чтобы мое бракосочетание прошло в отсутствие барона Ментижикова, который ныне призван в свой полк под начало князя Багратиона. Барон так долго и так нежно был привязан к твоей Ивановне, что имеет право на проявление предельной чуткости с ее стороны, и ему, несомненно, лучше находиться в отдалении, когда свершается такое событие, нежели оказаться чуть ли не обреченным стать свидетелем оного. Наш брат Александр решил сопровождать барона в армию и одновременно принимать участие в доблестных сражениях с нашим врагом и проявлять самую сердечную заботу, которой может потребовать дружба в трудные времена. Когда я думаю о бароне Ментижикове — о множестве его добродетелей, его преданности и внимании, о высоком к нему уважении нашей семьи и особенно о его дружбе с нашим дорогим Александром, я чуть ли не злюсь на себя за то, что не разделяю его чувство. И поскольку барон не заслужил страдания, которое есть результат моего молчаливого одобрения его особого отношения ко мне, то часто съеживаюсь от укора, который можно прочесть в глазах брата, хотя язык его молчит. А вот когда я смотрю на своего любимого Фредерика и думаю о выдающихся качествах его характера, о его преданности и всех достоинствах и талантах, что даны ему его умом, меня сражает мысль о разлуке с ним, даже на мгновенье. При этом я с энтузиазмом принимаю мысль о том, что наш храбрый барон растеряет на пути славы, который открывает ему военная служба, все малейшие признаки своей несчастной любви, кроме уважения, коего, думаю, мне не следовало бы лишаться и кое я ценю слишком высоко, чтобы от него отказываться.

Ты просишь меня, Ульрика, написать тебе длинное письмо и помнить, что твой разум находится в таком состоянии, которое требует скорее отвлечения, нежели утешения. Мне это легко понять, поскольку самой бывает гораздо легче отвлечься от некоторых грустных тем и позволить себе по крайней мере временно о них не думать, нежели постоянно предаваться тяжелым размышлениям. Ведь чем больше задумываешься, тем ужаснее все видится. Мужчины, вероятно, предназначены для того, чтобы смело встречаться лицом к лицу с любым врагом, а женщины должны либо бежать прочь от дьявола, либо склониться пред ним, чтобы избежать зла. Так терпение и покорность служат нам заменой храбрости и решительности, и во многих случаях жизнелюбие восполняет недостаток стойкости, этой замечательной добродетели, на которую я не претендую, поскольку никогда еще не сталкивалась с бедой, что смехом не прогонишь и не выплачешь за полчаса.


Рекомендуем почитать
Успешная Россия

Из великого прошлого – в гордое настоящее и мощное будущее. Коллекция исторических дел и образов, вошедших в авторский проект «Успешная Россия», выражающих Золотое правило развития: «Изучайте прошлое, если хотите предугадать будущее».


Град Петра

«На берегу пустынных волн Стоял он, дум великих полн, И вдаль глядел». Великий царь мечтал о великом городе. И он его построил. Град Петра. Не осталось следа от тех, чьими по́том и кровью построен был Петербург. Но остались великолепные дворцы, площади и каналы. О том, как рождался и жил юный Петербург, — этот роман. Новый роман известного ленинградского писателя В. Дружинина рассказывает об основании и первых строителях Санкт-Петербурга. Герои романа: Пётр Первый, Меншиков, архитекторы Доменико Трезини, Михаил Земцов и другие.


Ночь умирает с рассветом

Роман переносит читателя в глухую забайкальскую деревню, в далекие трудные годы гражданской войны, рассказывая о ломке старых устоев жизни.


Коридоры кончаются стенкой

Роман «Коридоры кончаются стенкой» написан на документальной основе. Он являет собой исторический экскурс в большевизм 30-х годов — пору дикого произвола партии и ее вооруженного отряда — НКВД. Опираясь на достоверные источники, автор погружает читателя в атмосферу крикливых лозунгов, дутого энтузиазма, заманчивых обещаний, раскрывает методику оболванивания людей, фальсификации громких уголовных дел.Для лучшего восприятия времени, в котором жили и «боролись» палачи и их жертвы, в повествование вкрапливаются эпизоды периода Гражданской войны, раскулачивания, расказачивания, подавления мятежей, выселения «непокорных» станиц.


Страстотерпцы

Новый роман известного писателя Владислава Бахревского рассказывает о церковном расколе в России в середине XVII в. Герои романа — протопоп Аввакум, патриарх Никон, царь Алексей Михайлович, боярыня Морозова и многие другие вымышленные и реальные исторические лица.


Чертово яблоко

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Против часовой стрелки

Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.


Жили-были старик со старухой

Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.


Время обнимать

Роман «Время обнимать» – увлекательная семейная сага, в которой есть все, что так нравится читателю: сложные судьбы, страсти, разлуки, измены, трагическая слепота родных людей и их внезапные прозрения… Но не только! Это еще и философская драма о том, какова цена жизни и смерти, как настигает и убивает прошлое, недаром в названии – слова из Книги Екклесиаста. Это повествование – гимн семье: объятиям, сантиментам, милым пустякам жизни и преданной взаимной любви, ее единственной нерушимой основе. С мягкой иронией автор рассказывает о нескольких поколениях питерской интеллигенции, их трогательной заботе о «своем круге» и непременном культурном образовании детей, любви к литературе и музыке и неприятии хамства.


Любовь и голуби

Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)