Иван — я, Федоровы — мы - [30]

— Все ранены! — Дымов рванулся вперед и налетел на Ваню: — А тебе что приказали… Ступай назад!

— Не уйду! — Мальчишка вцепился в лейтенанта.

— Марш отсюда! — оторвал его от себя Дымов. — Придешь, когда захватим высоту.

— Товарищ лейтенант…

— Убирайся!.. — оттолкнул его Дымов.

Все пять дней и ночей были сплошным грохочущим кошмаром. В последний день штурма, уже к вечеру, не многие достигли вершины. И чтобы удержаться, из последних сил с остервенением долбили твердую, как гранит, не поддающуюся землю. Лишь после этого позволили себе прильнуть к шершавой, сухой стенке окопа и долго-долго тяжело дышали: «Нет, фашист, ты нас отсюда не сбросишь!»

Только теперь Дымов ощутил навалившуюся усталость, почувствовал боль в ноге; раненая голова с затвердевшей кроваво-черной повязкой гудела, в висках острой болью отдавался пульс. Отдышавшись, он ухватился руками за край окопа, заставив себя подняться, и огляделся кругом…

Впереди, в овраге, поросшем кустарником, скапливались фашисты. Позади, по всему кургану до самого низу, убитые — и наши, и немцы. Дальше… Огромный разрушенный город бушует морем пожаров. Волга, в мазуте, пылает красными языками. Лишь на той стороне широкой реки сквозь дымовую завесу синеют дубравы. «До самой Волги чертов немец дошел!» — сплюнул лейтенант: рот был забит сухой землей.

Справа от Дымова сержант Кухта и Черношейкин углубляли захваченные у немцев окопы, слева комиссар Филин с бойцами долбили сплошную траншею. «А где ж Ваня?» — подумал лейтенант.

Он приказал ему вернуться после того, как они закрепятся на вершине, а точнее, просто прогнал его. Теперь Дымов клял себя. Он знал, как Ваня, не смыкая глаз, дежурил у берега, когда он ходил в разведку за Дон, как под Гумраком собрался разыскивать его, пропавшего. Но и по-другому поступить было нельзя. Не мог же он позволить мальчишке идти с ними на штурм кургана.

Больше Дымову раздумывать не пришлось. Немцы двинулись в контратаку. И он строчил из автомата, бросал гранаты, кричал на подносчиков боеприпасов, чтобы они поворачивались быстрее.

Когда стемнело, фашисты прекратили наступление, но, мешая нашим закрепиться, жестоко обстреливали из пулеметов и минометов. И снова лейтенант отстреливался и остервенело долбил землю, соединяя свой окоп с траншеей.

Наконец соединили окопы в сплошную траншею, здесь же завалились на землю, всю изрытую минами, снарядами, бомбами, всю в острых, еще не остывших железных осколках.

— Эй! Кто там шевелится? — крикнул Филин в темноту.

— Может, товарищ комиссар, среди убитых какой раненый… — предположил Кухта. Он даже голову не в силах был поднять, не то чтобы сходить и посмотреть.

— Федоров! Ванюшка… Ты?! — с надеждой спросил Дымов.

— Это я буду, товарищ лейтенант… — подполз повар Удовико. — Насилу вас отыскал. Все штаны на коленках ободрал. В пехоте термос чуть было не отняли, так я уж молчком стал ползать… Вот узнал вас по голосу… — И протянул Дымову котелок: — Сготовил вам с Ванюшкой картошку. Говорит, все смоленские любят.

— А где он? — приподнялся на локте Дымов.

— Как — где? С вами был, — удивился повар, снимая термос с плеч.

Съев картофелину, Дымов передал котелок по кругу.

— Это ты молодец, что принес ужин, — похвалил Филин повара.

— Теперь немного надо готовить. Буду сам носить, — вздохнул Удовико.

— Это верно, — подтвердил Черношейкин, вытаскивая ложку из-за голенища.

В свете ракеты Дымов увидел обросшее щетиной, вытянувшееся лицо ефрейтора; его всегда пышные усы теперь как-то опали и висели сосульками.

— Наша, Черношейкин, высота! А?! — подбодрил его лейтенант.

— Наша… пуповина Сталинграда, — выдохнул хрипло Черношейкин.

— Теперь, значит… как в приказе Сталина… — заметил Кухта, — ни шагу назад.

Усталые солдаты молча жевали холодную пшенку с мясом и тут же засыпали.

Подобрав вместе с санитарами последних раненых, Аня подошла к Филину:

— Товарищ комиссар, лейтенанту Дымову надо сменить повязку. Прикажите ему идти в медпункт.

— Приказываю, — сказал Филин. — А вам сопровождать. Только пусть прежде примет пополнение.

Наконец прибыло с переправы пополнение. Дымов расставил бойцов, отдал все распоряжения, но, вместо того чтобы идти в медпункт, направился в штаб дивизии. Аня терпеливо ожидала его, но, когда, выйдя из штаба, он и на этот раз повернул в другую сторону, не выдержала:

— Это что ж такое? Вы думаете идти на перевязку?

— Пока не найду его, никуда не пойду.

Она поняла, что настаивать бесполезно, и отправилась с ним на поиски. Дымов послал ее узнать в похоронную команду, а сам пошел в пехоту. Так хотелось упасть прямо здесь рядом с убитыми и заснуть, но, превозмогая усталость и боль в коленке, он заставил себя взобраться на курган и обойти все роты. В них осталось по десять — пятнадцать бойцов, и найти Ваню не составило бы труда. Дымов, прихрамывая, спустился с кургана и в темноте чуть не столкнулся с Аней.

— Ты, Косопырикова? — спросил наугад.

— Я, — отозвалась девушка, будто и не спала на ходу.

— Спрашивала в похоронной команде?

— Спрашивала. Среди убитых не попадался парнишка. А вот один командир роты говорит…

— Ну?!

— Говорит, с ними на последний штурм ходил мальчишка, по всем приметам похожий…