Иван Васильевич Бабушкин - [20]

Большое место занимали вагоностроительные и ремонтные мастерские. И совсем уж в тумане от вечного дыма и копоти заводов виднелся фарфоровый завод.

На правом берегу Невы находились корпуса фабрики англичанина Торнтона и К° — «Товарищество шерстяных изделий», выпускавшей десятки тысяч метров сукна, различных тканей.

Весь длинный Шлиссельбургский тракт с его низенькими одноэтажными домишками в 90-х годах казался проходным двором, по которому круглые сутки то на дневную, то на ночную смену шли и шли тысячи рабочих.

Тяжелые условия работы, всевозможные притеснения со стороны мастеров и администрации заводов и фабрик уже давно вызывали глухое недовольство рабочих. То в одном, то в другом городе России вспыхивало открытое недовольство системой заработной платы, непомерными штрафами и прямым обсчитыванием рабочих. В середине 90-х годов рабочие все чаще и чаще стали прибегать к забастовкам. В фабрично-заводских районах столицы зрели новые, грозные силы.

* * *

По приезде в Петербург Бабушкин хотел поступить на Балтийский завод, один из крупнейших в столице. Но как ни старался молодой рабочий устроиться на этом заводе хотя бы подручным слесаря, ни один мастер не взял его в свою мастерскую.

Денег почти т было, и нельзя было ждать, когда, может, был, на Балтийском заводе освободится местечко. Бабушкин решил попытать счастья на других заводах.

Расспрашивая возвращавшихся с работы слесарей, он узнал, что за Невской заставой требуются слесари на большой механический завод Семяжникова. Поступить туда оказалось тоже нелегко: надо было «угостить» мастера, да и еще кое-кого из конторы. Сохранилась запись табельщика в алфавитной книге завода: «Бабушкин Иван, крестьянин Вологодской губернии, Тотемского уезда, села Леденгского, поступил 16 июня 1891 года по рабочему № 323 в механическую мастерскую».

Бабушкина зачислили «в партию», то-есть на сдельную работу, поручаемую группе рабочих. Следовало выставить для всей партии «спрыски». Но денег для угощения такого количества людей у Бабушкина не было. Нарушать обычай не допускалось ни под каким видом.

— Хоть лопни, а спрыски чтоб были! — категорически предложил: новому слесарю механической мастерской старшой партии. Впрочем, он же подсказал Бабушкину взять под поручительство всех членов группы выпивку и закуску в долг, с тем чтобы из первых же получек погасить его.

Бабушкин согласился, и в первый день его работы на заводском дворе состоялись традиционные «спрыски».

Став полноправным членом группы, Бабушкин рьяно принялся за дело. За работу платили, поштучна, и поэтому приходилось трудиться изо всех сил, совершенно не считаясь со временем и думая лишь о том, как бы сосед не обогнал в обработке такой же детали. Рабочие получали; определенный процент на каждый заработанный всей партией рубль. Не состоявшие в партии этого процента, не получал. И фазу сказалась резкая разница в работе ученика — слесаря кронштадтских мастерских и слесаря — рабочего Семянниковского завода. В Кронштадте Бабушкин работал поденно и особенного утомления от работы не чувствовал. Здесь, же он повал словно в. ад.

«Совсем не то — пишет Бабушкин в «Воспоминаниях», — работа сдельная, поштучная: на этой работе человек себя не жалеет, от положительно забывает о своем здоровье, не заглядывает вперед своей жизни никогда не задумывается, как влияет работа на продолжительность его жизни.

Нет! Он гонит и гонит работу вперед, пот градом льется с него, и необтертая капля тяжело шлепается на его работу, вызывая; его неудовольствие и ругань, порывистое движение рукавом по лбу сейчас же следует за этим, и опять работа, работа спешна», торопливая, и все для того, чтобы получить, лишнюю копейку процента на рубль».

Охраны труда, как и в кронштадтских мастерских, не существовало. Никто не заботился о здоровье рабочих, не запрещал работать буквально до истощения сил. Это был поистине капиталистический ад!

В среде рабочих не только Семянниковского и других заводов даже существовало ходячее выражение: «зарвался на работе». Если рабочий в результате непомерной спешки, усиленнейшего труда «на обгон» падал с прервавшимся дыханием, весь в лихорадочном поту, соседа его обычно говорили: «Зарвался».

Бабушкин, описывая подобного рода, потогонные порядки на своем заводе, отмечает:

«Еще хуже в партии, где каждый следит друг за другом.

Особенно трудно, когда нескольким рабочим дается для работы одинаковая вещь: тут уже всякий проявляет самую наивысшую, какая только возможна, степень интенсивности. При таких работах рабочие положительно зарывают свое здоровье. Постоянно попадаются один или два более ловких, которые гонят работу вперед остальных, другие, из сил выбиваясь, стараются не отстать и даже боятся пойти по естественным надобностям, дабы не упустить лишних минут, в которые их могут обогнать в работе».

Это нечеловеческое напряжение, этот изматывающий все силы труд длился по шестнадцать — восемнадцать часов в сутки.

На Семянниковском заводе широко практиковались обязательные сверхурочные часы. Хотя официально рабочий день не должен был превышать двенадцати часов, но на деле почти не было дня, чтобы администрация не заставляла «гнать экстру», работать далеко за полночь.