Иван V: Цари… царевичи… царевны… - [12]
Ничего с той поры не изменилось в положении женщин ни в исламском мире, ни в христианском. Они все так же «напоминают растения», как о том писал ибн Рушд. Во Франции, однако, он видел иных женщин и много слышал об их видной роли в обществе. А шведская королева Христина?! Могла ли где-либо женщина достичь такой высоты? Она была выдающейся правительницей, которую, однако, сгубили пагубные страсти, вынудившие ее отречься от престола и бежать из страны. Молва приписывала ей убийство любовника, развратный образ жизни. Но кто знал истину?
Тем временем возвратился Досифей.
— Я побывал у рейс — эфенди, ведающего иноземными делами, — рассказывал он. — Мы с ним в добрых отношениях. Но он всего лишь двухбунчужный…
Николай знал, что единственным знаком отличия у турецких вельмож был бунчук — пучок волос из конского хвоста. За великим визиром — первым в чиновничьей иерархии — несли три бунчука. Были и просто визиры — двухбунчужные, стало быть, ступенью ниже. Рейс — эфенди двухбунчужный — был министром иностранных дел.
— Мы с ним в добрых отношениях, ибо он поумней и дальновидней самого великого визира, не говоря уж о других чиновниках Порты, этой, по выражению турок, рикаб и хумаюн, то есть высокого султанского стремени. Просил отсрочить долг за снятые места. Увы, он бессилен, вдобавок ко всему выставлена на продажу новая партия христианских рабов, шестьдесят четыре души — русские, сербы, болгары, валахи, женщины с детьми, даже старцы. Как быть, ума не приложу! Денег нет. Ждут посольства из Москвы, авось перепадет и нам на богоугодное дело, — с надеждой закончил он.
Москва лежала далеко на севере, в снегах, я о ней шла молва, как о третьем Риме — оплоте христианства, светоче православия. «Свет сияет из Москвы, — писал земляк Спафария молдавский патриарх Досифей, — распространяя длинные лучи и доброе имя под солнцем». В Москве у иерусалимского патриарха Досифея был покровитель и радетель, глава Посольского приказа ближний боярин Артамон Матвеев. Он не забывал о нуждах патриархии и сколько мог слал помогу.
Оставалось ждать прибытия посольства на зафрахтованном московитами корабле. И Спафарий, уставший от долгого сидения над книгами и рукописями, решил отлучиться от них и побродить по великому городу я вновь приложиться к его древним камням.
— Побродить? — усмехнулся Досифей. — Ты забыл, что на узких улочках Константинополя ты можешь либо утонуть в нечистотах, либо быть облитым помоями. Я дам тебе лошадку и прикажу выдать турецкое платье, а уж остальное в твоей власти.
Гнедая кобылка Маруфа была нрава покладистого, любила ласковое обхождение и речь, обращенную к ней. Казалось, она понимала ее, потому что настораживала уши и покачивала головой. Да и конюх подтвердил: да, она все нанимает и без команд, стоит только сказать по-гречески и повод тронуть. Смышлена, ровно человек.
Первый поклон — святой Софии. Пристроенные минареты не умаляли ее величия, а полумесяц на огромном куполе виделся ничтожной запятой.
Николай спешился, провязал кобылку к коновязи, навесив ей на морду торбу с овсом, и влился в ручеек правоверных, втекавший в храм. Всякий раз под его сводами он чувствовал свою малость, перехватывало дыханье, а душа… Душа воспаряла к горным высям. В храме царила торжественная тишина, изредка прерываемая хлопаньем крыльев да воркованьем голубей из-под купола, парившего в немыслимой высоте.
У него не было молитвенного коврика, и он пал на колена, ощутив прохладу каменных плит. Люди шевелили губами, твердя слова молитвы: «Алла, иль Алла, Мухаммед расуль Алла!» Николай же произносил свое, греческое: «Исполата Деспота!» — «Велик Господь!»
Казалось, божественная благодать сошла на него, и ангелы овевали его своими белоснежными крылами. Тысячу лет назад строитель, император Юстиниан, взошел в него и будто бы воскликнул: «Я превзошел тебя, Соломон!» Ибо храм этот превзошел иерусалимский своим величием. Турецкие символы по стенам не умаляли его христианского дыхания.
Николай пребывал в трансе. Это было нечто подобное сошествию божественной благодати, нахлынуло и не отпускало. Наконец он очнулся, тяжело поднялся с колен и вышел. Маруфа приветствовала его коротким ржаньем. Он похлопал ее по крутой шее, достал из седельного мешка круто посоленный ломоть хлеба и протянул его лошади. Она деликатно приняла его мягкими губами и, словно благодаря, покланялась.
— Вкусно? — Он спросил, зная, что оделил лошадь лакомством. И в ответ на его вопрос Маруфа снова закачала мордой.
Продолжать прогулку отчего-то расхотелось: он был полон душою. И как-то не хотелось расплескать это чувство.
Отвязав кобылку от коновязи, Николай решил воротиться в патриархию. Дорога пролегала по узким улицам с нависшими над ними балконными выступами. Возлежавшие среди нечистот собаки, похоже, чувствовали себя полноправными хозяевами. Они неохотно уступали дорогу и вновь занимали облюбованное место. Разномастные, со свалявшейся грязной шерстью, они исполняли роль санитаров и, будучи всеядными, поедали все мало-мальски съедобное.
Маруфа презрительно косилась на них, но они не обращали на нее внимания.
Романы известных современных писателей посвящены жизни и трагической судьбе двоих людей, оставивших след в истории и памяти человечества: императора Александра II и светлейшей княгини Юрьевской (Екатерины Долгоруковой).«Императрица тихо скончалась. Господи, прими её душу и отпусти мои вольные или невольные грехи... Сегодня кончилась моя двойная жизнь. Буду ли я счастливее в будущем? Я очень опечален. А Она не скрывает своей радости. Она говорит уже о легализации её положения; это недоверие меня убивает! Я сделаю для неё всё, что будет в моей власти...»(Дневник императора Александра II,22 мая 1880 года).
Роман известного современного писателя Руфина Гордина рассказывает о путешествии Екатерины II в новоприобретенные области южной России, особенно в Тавриду — Крым, мыслившийся Потемкиным как плацдарм для отвоевания Царьграда — Константинополя.
Новый роман известного писателя-историка Р. Гордина повествует о жизни крупнейшего государственного деятеля России второй половины XVII века — В. В. Голицына (1643–1714).
Руфин Руфинович Гордин Была та смута, Когда Россия молодая, В бореньях силы напрягая, Мужала с гением Петра. А.С. Пушкин Роман известного писателя Руфина Гордина рассказывает о Персидском походе Петра I в 1722-1723 гг.
В центре повествования У. Сонтани — сын старосты деревни, подросток Тамбера. Он наделен живым воображением, добротой, тонко понимает природу, горячо любит мать и двоюродную сестренку Ваделу. Некоторым жителям кампунга кажется, что со временем Тамбера заменит своего отца — старосту Имбату, человека безвольного, пресмыкающегося перед иноземцами. Это Имбата ведет сложную игру с англичанином Веллингтоном, это он заключает кабальный «договор о дружбе» с голландцами, вовлекая тем самым лонторцев в цепь трагических событий.
Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?
Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.
Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.
В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород". Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере. Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.
Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».
Роман "Мирович" рисует эпоху дворцовых переворотов XVIII в. в России. Григорий Петрович Данилевский - русский прозаик второй половины XIX в.; известен, главным образом, как автор исторических романов. Умение воссоздавать быт эпохи, занимательность сюжетов обусловили популярность его книг.
Историческая повесть из времени императора Павла I.Последние главы посвящены генералиссимусу А. В. Суворову, Итальянскому и Швейцарскому походам русских войск в 1799 г.Для среднего и старшего школьного возраста.
Исторический роман известного современного писателя Олега Михайлова рассказывает о жизни и судьбе российского императора Александра III.
Исторический роман известной писательницы Фаины Гримберг посвящен трагической судьбе внучки Ивана Алексеевича, старшего брата Петра I. Жизнь Анны Леопольдовны и ее семейства прошла в мрачном заточении в стороне от магистральных путей истории, но горькая участь несчастных узников отразила, словно в капле воды, многие особенности русской жизни XVIII века.