Иван Шуйский - [19]

Что дал Полоцку Свидригайло, и почему город оказывал ему столь деятельную поддержку? Полоцк являлся центром православной епископии, средоточием многочисленных православных церквей и монастырей. Следовательно, у проправославной политики великого князя русского в Полоцке должна была быть прочная поддержка со стороны многочисленного православного духовенства.

Что касается князей и бояр (а судя по материалам так называемой Полоцкой ревизии 1552 г.86, Полотчина традиционно являлась центром боярского землевладения), то и первые (в т. ч. упомянутые уже князья Друцкие, располагавшие крупными земельными владениями на Полотчине и Витебщине), и вторые должны были поддерживать Свидригайло, добиваясь отмены невыгодных для них условий Городельской унии.

В 1432 и 1434 гг. Ягайло и Сигизмундом Кейстутьеви- чем были даны привилеи, расширившие круг лиц, которые могли пользоваться важными политическими правами по условиям Городельской унии. Некоторые исследователи полагают, что эти привилеи удовлетворили многих сторонников Свидригайло и отбили у них охоту к дальнейшему продолжению борьбы, поскольку «…русская знать добилась сословного равенства с литовской аристократией»87. Но М. Любавский считал, что привилей 1432 г. не оказал должного эффекта. Б. Пичета отмечал «половинчатость» этого законодательного акта, А. Пресняков подчеркивал, что условия привилея 1434 г. не привели к уравнению православной и католической шляхты по важнейшему принципу — принципу занятия государственных должностей88. Наконец, В. Каменецкий вообще выразил сомнение по поводу освоения привилея 1434 г. в реальной правовой практике. Действительно, привилей 1434 г. если и был компромиссом, то довольно невыгодным для православной знати — права занятия государственных должностей она не получила. Помимо этого обращает на себя внимание и чисто географическая ограниченность привилея: он относился к территории «… наших (Сигизмунда Кейстутьевича. — Д-В.) земель литовских и русских»89. М. Любавский толковал эту странную географию как Литву и «соединенную с ней Русь в тесном смысле». Но, видимо, более корректным было бы считать, что законодательная сила привилея по данному определению распространялась на те территории, которые к 6 мая 1434 г. (дата утверждения привилея) контролировались Сигизмундом Кейстутьевичем. В отношении Литовской Руси это совсем немного — сюда не вошли Полоцк, Витебск, Орша, Борисов и Смоленск, находившиеся тогда под контролем Свидригайло. Но даже если принять трактовку Любавского, то и в этом случае полоцкая знать ничего по привилеям 1432–1434 гг. не получала, так как Полоцк не входил в Русь, связанную с Литвой «в тесном смысле». Поэтому Полотчина и оставалась верна Свидригайло до последней возможности.

По всей вероятности, Свидригайло находил поддержку и у полоцких мещан, поскольку сам оказывал «местичам» города благоволение. А. Хорошкевич обнаружила среди актов Литовской Метрики, в списке XVI в., изложение привилея Свидригайло полочанам. Этим актом князь предоставил полоцким мещанам право владения землей на двух условиях: участие в земском конном ополчении наравне с боярством и содержание в порядке укреплений городского замка90. Впоследствии Свидригайлов привилей был подтвержден другими великими князьями литовскими. Надо полагать, литовско-русский государь не стал бы даровать мещанам Полоцка подобные права, не ожидай он от них вступления в свое войско. А. Хорошкевич не без основания отмечает: «…грамота Свидригайлы закрепила существовавшее и до того равенство мещан с боярами, создала предпосылки для роста экономического и политического влияния мещанства… они (мещане. —Д.В.) получили доступ к управлению городом и участию в его внешнеполитических отношениях»91.

Наконец, и вся полоцкая городская община в целом получила от Свидригайло некоторые политические уступки по сравнению с временами правления Витовта. Великий князь Витовт последовательно ликвидировал остатки независимости отдельных земель и городов в составе Великого княжества. До Витовтовых времен Полотчина имела статус самостоятельного княжения. Еще в последней четверти XIV в. этот статус имел реальный политический смысл: он поддерживался авторитетом князя Андрея Ольгердовича Полоцкого. После него титул полоцкого князя носили фактически наместники княжеского происхождения. Некоторое исключение в этом отношении можно сделать для князя Скиргайло Ольгердовича, какое- то время пользовавшегося влиянием в делах большой политики, но он в Полоцке пробыл совсем недолго. Князья Лингвень Ольгердович и Иван Семенович Друцкий, пользуясь словами М. Любавского, «имели значение скорее великокняжеских наместников с княжеской властью, чем полноправных князей…»92. Лингвеня-Семена сменил наместник Монтигирд, поставленный Витовтом. Монтигирд княжеского титула уже не носил, и с этих пор (90-е гг. XIV в.) традиционным становится назначение полоцких наместников (а затем и воевод) — не князей93. От князей полоцких к великому князю литовскому перешло право утверждать внешнеполитические соглашения Полотчины. В 1392 и 1396 гг. князь Лингвень Ольгердович и Монтигирд, ссылаясь на «повеление Витовта», могли еще самостоятельно, от собственного имени заключать договоры с Ригой. А уже в 1397–1398 гг. Витовт дважды обращается в своих грамотах к рижскому городскому совету, разъясняя, что полоцкие наместники, и в частности Монтигирд, не правомочны заключать какой-либо договор от имени Литвы94. Впоследствии Витовт никому не передоверял внешних сношений Полоцка. Он позволял полочанам вести переговоры с Ригой, во всяком случае участвовать в них, но договорные грамоты впредь утверждал только сам.