Иван Калита - [67]

В Орде Иван застал энергичные военные приготовления. Для похода на Тверь (а может быть, и на всю Северо-Восточную Русь?) хан велел собрать около 50 тысяч всадников. Во главе армии стояли пять «темников великих». (Слово «темник» происходило от слова «тьма», означавшего отряд численностью в 10 тысяч человек.) Летопись называет имена некоторых из них – «Федорчюк, Туралык, Сюга» (22, 194). По имени первого из них этот поход остался в памяти русских людей под названием Федорчкжовой рати.

Кроме Ивана Калиты, осенью 1327 года в Орду явился с изъявлением покорности и князь Александр Васильевич Суздальский со своим дядей князем Василием Александровичем. Были, вероятно, и другие русские правители. Все они присоединились к Федорчюковой рати, надеясь спасти свои владения от погрома.

Когда морозы сковали реки и болота, карательное войско из Орды двинулось на Тверь. Вероятно, татары шли по Волге. Замерзшее русло реки образовало гладкую дорогу, достаточно широкую для столь большого количества воинов. Когда-то и сам Батый завоевал Северо-Восточную Русь, двигаясь по льду замерзших рек. Путь по Волге позволял Ивану Калите и суздальским князьям уберечь свои владения от тех опустошений, которые несла с собой ордынская конница. Несомненно, князья призвали свои дружины на помощь карателям. Уклонение от участия в расправе татары расценили бы как измену.

Тверские князья оказались одинокими в своем отчаянном положении. Все их былые друзья находились в унынии и отказались помочь им. Когда Федорчюкова рать приблизилась к Твери, князья Михайловичи бежали из города. Младшие братья, Константин и Василий, вместе с матерью, княгиней Анной Ростовской, и с тверскими боярами решили переждать грозу в Ладоге, на северной окраине новгородских земель. Отсюда в случае опасности они могли уйти водным путем (через Ладожское озеро, Неву и Финский залив) еще дальше на северо-запад: во Псков или же в чужие земли. Из древней Ладоги открыт был для тверских изгнанников и другой путь бегства – на север, в глухие леса и погосты Обонежья. Предоставив тверскому княжескому семейству возможность жить в своих землях, новгородские бояре позаботились о будущем: один из братьев должен был со временем занять тверской престол. Опальный князь Александр Михайлович Тверской также просил убежища у новгородцев, но получил отказ. Никто не хотел видеть у себя гостя, по следу которого могла нагрянуть страшная Федорчюкова рать.

Потерпев неудачу в Новгороде, Александр обратился к псковичам. И те согласились принять его во Пскове. Конечно, ими двигало желание насолить Новгороду. Впрочем, здесь виден и трезвый политический расчет. Псковские бояре, соперничая с новгородскими, считали полезным поддерживать добрые отношения с врагами своих врагов. К тому же псковичи не очень боялись татар, которые никогда не доходили до них сквозь новгородские леса и литовские болота. Наконец, в лице князя Александра псковичи надеялись обрести смелого и авторитетного предводителя своего войска, надежного сторожа псковских земель от покушений западных соседей.

Можно ли считать бегство княжеского семейства из Твери проявлением малодушия? Едва ли. Точно так же поступали в безвыходных положениях многие русские князья XIII – XV веков, включая и таких безупречных бойцов, как Дмитрий Донской и Владимир Андреевич Храбрый. Конечно, тут не обошлось без некоторой доли эгоизма, органически присущего знати всех времен и народов. Не следует забывать и о том, что война в древности носила во многом личный характер. Один правитель мстил другому за подлинную или мнимую обиду. Жертвами этой мести становились прежде всего подданные. Такое положение дел считалось нормальным, естественным. Теология давала ему свое объяснение. «За государьское согрешение Бог всю землю казнит», – утверждал известный церковный публицист XV века игумен Иосиф Волоцкий (33, 176).

Личный характер средневековых войн часто заставлял того, кто не имел достаточно сил для защиты, уходить подальше от своей земли, подобно тому как некоторые птицы, завидев ястреба, летят в сторону от гнезда, надеясь увлечь его за собой и спасти тем самым свое потомство. Уходя за пределы досягаемости, преследуемый тем самым приближал конец войны, лишая ее самого увлекательного – азарта травли и погони.

В то время как тверская знать рассаживалась на новые, безопасные гнездовья, над занесенной снегом тверской землей уже стелился горький дым пожарищ. Летописи очень кратко описывают погром, произведенный Федорчюковой ратью. Возможно, это следы работы московских редакторов XV – XVI веков, не желавших вспоминать о таких темных пятнах в биографии основателя могущества Москвы, как участие в татарском погроме. Но факт остается фактом: Иван Данилович вместе с татарами опустошал тверскую землю. Тверской летописец, сообщая о нашествии татар зимой 1327/28 года, замечает: «С ними же Иван Московский грядя-ше и вож (то есть проводник. – Н. Б.) им на грады тверскыа бываше» (24, 466).

Эта лаконичная фраза клеймит князя Ивана Даниловича кровавой печатью Орды. Но в ней, как это часто бывает, смешаны два различных элемента: факт и его тенденциозное истолкование. Тверичи (а в их числе и тверские летописцы) ненавидели Калиту. В их изображении он «вож» (то есть провожатый, проводник, наводчик) татар и почти что главный виновник погрома Твери. Однако все это главным образом эмоции потрясенных горем людей.