Иван Калита - [59]

Слова митрополита западали в отзывчивую душу Ивана Даниловича. Они открывали ему дорогу к действию во имя будущего. И в этих долгих беседах понемногу совершалось чудесное превращение неприметного московского князя Ивана в «собирателя Руси» Ивана Калиту.

Успенский собор в московском Кремле был заложен в понедельник, 4 августа 1326 года. Уже одно только время закладки – конец лета! – свидетельствует о крайней поспешности всего дела. Обычно каменное строительство начинали весной и заканчивали осенью. Зимой на санях возили глыбы камня и бревна для строительных лесов.

Князь хотел начать дело до своего отъезда в Орду. Если ему не суждено будет вернуться домой – строительство храма продолжат сыновья. Кроме старшего сына Семена, родившегося 7 сентября 1317 года, и второго, умершего в младенчестве Даниила (родился в 1320 году), Иван имел тогда и еще одного наследника – сына Ивана. Родившийся 30 марта 1326 года, в Фомино воскресенье, именуемое в народе Красной горкой, он получил прозвище «Красный».

Митрополит также не хотел откладывать начало строительства. Его уже неодолимо клонили к земле годы и болезни. И он в любой час мог уйти в тот путь, из которого никто не возвращался...

Необычным был день торжественной церемонии закладки храма (стен на фундаменте или самих фундаментов?). В этот день не было никакого большого праздника, да и сам день недели был самый прозаический – понедельник, когда благоразумные люди Древней Руси избегали начинать что-либо важное (52, 131). Несомненно, митрополит увидел в дне 4 августа нечто важное, особое, символическое. Такова была традиция той эпохи.

Конечно, сегодня уже очень трудно восстановить эту символику. Ведь биографии наших героев известны нам лишь в самых общих чертах. Мы не знаем многих важных событий их жизни, а также жизни их предков, – то есть тех самых «частиц» калейдоскопа бытия, из которых символическое мышление складывало свои фигуры.

И все же некоторые очертания таинственных фигур угадываются в тумане минувшего.

Закладка первого каменного собора в Москве – событие слишком значительное, чтобы дата его носила частный, се-мейно-родовой характер. В этой дате митрополит Петр и князь Иван как бы «зашифровали» свои сокровенные чаяния о Руси. Попробуем же разгадать эту духовную тайнопись с помощью церковного календаря – месяцеслова. В этот день, 4 августа, церковь вспоминала древнего христианского мученика Елевферия (казнен в 310 году). Вероятно, не этот малоизвестный святой привлек внимание московских храмоздателей. Но в тот же день праздновалась и память «семи отроков эфесских» – христиан из Эфеса, замурованных в пещере по приказу императора-язычника Декия. Спустя много лет вход в пещеру был случайно открыт и на глазах у всех собравшихся людей совершилось чудо: юноши ожили, как бы очнулись от многолетнего сна. Это чудо предзнаменовало всеобщее воскресение из мертвых на Страшном суде. Своим чудесных пробуждением отроки посрамили тех, кто не верил в воскресение мертвых – один из главных постулатов христианства.

Легенда о семи отроках пользовалась особой популярностью на Руси в XII – XFV веках. О них упоминает в своем «Хождении» в Святую землю русский игумен Даниил (начало XII века). Посетив Эфес, он записал в своей книге: «И ту есть пещера, иде же лежат телеса 7-ми отрок, иже спали 300 и 60 лет; при Декии цари успоша, а при Феодосии цари явишася» (12, 28). Их изображение встречается в росписи жертвенника благовещенской церкви Аркажского монастыря близ Новгорода (конец XII века). Композиция «Семь спящих отроков», вписанная в круг, занимает видное место в резных декорациях Георгиевского собора в Юрьеве-Польском. Здесь она обозначала прежде всего духовное единение, а также могущественную «охранительную силу божества» (57, 96). Наряду с такими популярными во владимиро-суздальской пластике композициями, как «Три отрока в пещи огненной» и «Даниил во рву львином», тема «Семи отроков эфесских» наполнилась новым звучанием в период ордынского ига. Они символизировали «твердость духа, стойкость в сопротивлении деспотической воле, то есть в конце концов идею героического подвига» (57, 99).

Исследователи отмечали также несомненную теологическую связь культа семи отроков с прославлением Божией Матери (57,98).

История семи отроков, чье воскресение явилось прообразом воскресения мертвых на Страшном суде, была созвучна не только настроениям самого Ивана Калиты и его советника митрополита, но и всех русских людей того тревожного времени. Нагрудные иконки с изображением семи отроков эфесских в сочетании с главными образами русского православия – Богоматерью, Николой, Спасом – были особенно популярны на Руси именно в XIII – XIV веках (51,55).

Есть основания полагать, что композиция «Семь спящих отроков» присутствовала в росписи первого московского Успенского собора или же пристроенного к нему в 1329 году Петроверигского придела. Спящих отроков встречаем и в росписи Благовещенского собора московского Кремля (1508 год). Эта роспись представляла собой своего рода «лицевой свод» московских святынь XIV – XV веков.