Иван Калита - [46]

Трудно сказать, что заставило тверских Михайловичей породниться с Юрием Московским. Вероятно, это была воля хана, которому в связи с переменами в Восточной Европе нужна была сильная и относительно единая Северо-Восточная Русь, способная успешно противостоять Литве. Возможно, что Юрий Московский, выпуская Константина из московской темницы, взял с него и его родственников клятву относительно этого брака. Бесспорного ответа на эти вопросы мы уже никогда не узнаем, как не узнаем и того, что думал по этому поводу князь Иван Данилович. А ему тут явно было над чем призадуматься: в ту пору зятья часто претендовали на выморочный удел тестя.

Костромская свадьба показывает и беспощадную логику власти. Отправляя свою единственную и, должно быть, любимую дочь в гнездо своих врагов, Юрий фактически приносил ее в жертву своим политическим расчетам. Он надеялся таким способом расколоть дружную когорту тверских Михайловичей, перетянуть на сторону Москвы хотя бы одного из них. События, происшедшие уже после смерти Юрия, показали правильность его расчета. Став в 1328 году тверским князем, Константин никогда не враждовал с Москвой.

Впрочем, единство тверских Михайловичей подрывалось и самой удельной системой, отсутствием твердых принципов наследования верховной власти. Младший сын Михаила Василий Кашинский позднее также сотрудничал с московскими князьями, которые помогали ему в борьбе за власть в Твери.

«Летописные своды сохранили крайне скудные сведения о великом княжении Юрия Даниловича; не отметили даже его „посажение“ на великокняжеском столе», – констатировал историк А.Е. Пресняков (ПО, 131). Видимо, Юрий мало заботился о собственном летописании или же о каких-то иных способах запечатления своего труда (98, 61). Насущные дела и заботы совершенно закрывали от него далекие горизонты истории.

Из редких известий летописей можно все же заключить, что положение его было весьма шатким. Победитель мог теперь на собственном опыте убедиться в том, что сохранить верховную власть несравненно труднее, чем ее приобрести. Орда постоянно напоминала о себе спесивыми и наглыми «послами», которые требовали почестей и денег. Ссора с «послом» грозила непокорному князю гибелью. «Послы» эти, в сущности, были своего рода сборщиками дани. Они имели от хана поручение любыми способами взять недоимки с жителей обреченных городов и областей. Обычно они действовали просто: грабили, пытками вымогали деньги, захватывали пленных, которых угоняли в Орду и там продавали в рабство в счет долга. Именно в первой четверти XIV века летописи особенно часто сообщают о «злых послах». Их наезды связаны были с измельчанием и обнищанием большинства северо-восточных князей в этот период, с их неспособностью выплачивать дань в установленных размерах. Кроме того, массовая миграция населения из центральных и восточных районов Владимиро-Суздальской Руси в Москву и Тверь обогащала Даниловичей и Михайловичей, но повергала в нищету ростовских, ярославских, суздальских и других князей. Составленные, вероятно, еще давно, на основании переписи 1257 года ставки ордынского «выхода» уже не соответствовали реальной численности населения тех или иных княжеств. Однако Орда не желала считаться с этими переменами и требовала уплаты положенной суммы любой ценой.

По наблюдению историка В. Л. Егорова, метод воздействия на русских князей с помощью «лютых послов» широко применялся ханом Узбеком в период с 1312 по 1328 год (73, 205). За эти годы на Руси побывало девять таких «посольств».

Появление ордынского посла сопровождалось бедствиями для населения и тяжкими унижениями для князей. Прием посла был обставлен обрядами, о которых рассказывает польский публицист середины XVI века Михалон Литвин. «Прежде москвитяне были в таком рабстве у заволжских татар, что князь их наряду с прочим раболепием выходил навстречу любому послу императора и ежегодно приходящему в Московию сборщику налогов за стены города и, взяв его коня под уздцы, пеший отводил всадника ко двору. И посол сидел на княжеском троне, а он сам коленопреклоненно слушал послов» (9, 77).

Извечная проблема недоимок только ускорила падение Юрия, которое было предопределено смертью Агафий и общими переменами в русской политике Орды. Под 1320 годом Никоновская летопись сообщает: «Того же лета приходил из Орды посол Байдера к великому князю Юрию Дани-ловичю, и много зла учиниша в Володимери» (22, 187).

Это был дурной знак для Юрия. Орда гневалась на него за что-то. Нужно было срочно ехать к хану для объяснений. Была и другая причина для беспокойства. В 1320 году в Ростове после кончины местного князя Юрия Александровича началась смута. В ней досталось и каким-то «злым татарам», находившимся тогда в Ростове: «и собравшеся людие, и гониша их из города» (18, 258). Таких самоуправств Орда русским никогда не прощала. Великому князю Владимирскому надлежало лично доложить хану о принятых мерах. И вполне достоверным выглядит в этой связи сообщение некоторых летописей о поездке Юрия Даниловича в Орду в 1320 году (104, 215).

В Орде Юрий мог убедиться в том, что его карьера висит на волоске. Хан уже был полон новых замыслов, в которых Юрию не отводилось места. К тому же ордынские доброхоты тверских князей не теряли времени даром. Они старались убедить хана в том, что Михаил Тверской пал жертвой клеветы Юрия и его приятеля Кавгадыя.