Иван IV Грозный: Царь-сирота - [117]

Очевидно, Иван Васильевич торопил приказных людей своих: составляйте поминальные списки быстрее, еще быстрее! Не то положение, чтобы работать с прохладцей. Небо не потерпит промедления! Не знаете имен? Бог знает. Допустим, о ком-то известно, что убит в общем числе умерщвленных во время очередной масштабной расправы опричных времен. Что от той расправы осталось? Отчет карательной группы. Никаких имен! К тому же, думается, за давностью лет какие-то бумаги, где имена все же были, безнадежно затерялись, а память об опальных мертвецах улетучилась из голов «исполнителей». Всех по именам назвать невозможно…

Но нельзя исключать «анонимов» из списка, нельзя исключать и тех, от кого остались одни прозвища, ибо они — часть царского покаяния, часть чистосердечного раскаяния перед Богом. Как же забыть их? Как можно схалтурить перед лицом Высшего Судии? Пусть будут все, о ком есть хоть малейшее сведение и кто достоин милосердия, все, без изъятия! Пропустишь хоть одного, кого мог бы включить с именем ли, без имени ли, и не получишь прощения свыше…

Поэтому полнота составления в глазах царя была важнее точности.

Вот какова, думается, истинная подоплека пестроты и мнимой «небрежности» в поминальных списках «избиенных» опальных.

Кроме того, схема, предложенная А. А. Булычевым, при всей ее научной изощренности никак не объясняет суть «мистической сделки» между Иваном Грозным и нечистой силой. Почему поминание нескольких тысяч «заложных» покойников, хотя бы «небрежное», хаотизированное должно было «выкупить» у демонов душу другого «заложного» покойника, не имеющего отношения к сей большой группе, а именно царевича Ивана Ивановича? Гипотеза экзотическая, смелая, но неясно, как предлагаемый механизм «выкупа» работает «на практике». Разве что царь земной уповал на милосердное отношение Царя Небесного к душе усопшего царевича, когда Он увидит милосердное отношение правителя к душам погубленных им людей… Но ведь тут демоны и прочие «темные силы» ни при чем. И нет никакого выкупа, есть одно лишь покаяние.

Ну а теперь вопрос чисто технический, но важный: действительно ли богослужебная практика в Московском царстве XVI столетия на все сто процентов табуировала использование прозвищ в синодиках и анонимное поминание больших групп? Иными словами, действительно ли появление подобных вещей в поминальных списках столь уж необычно, является редчайшим исключением и вызвано особым отношением к опальным?

Отвечая на него, автор этих строк со вниманием просмотрел хорошо знакомые специалистам поминальные списки нескольких знаменитых соборов: Софийского в Новгороде Великом, Успенского в Ростове, а также Архангельского и Успенского в Московском Кремле. В них обнаруживается немало случаев той же самой «небрежности», что и в «Синодике опальных» Ивана Грозного. Вот, например, прозвища вместо имен: «Злоба Иванов сын Наумов», «Истома Гаврилов сын Неплюев», «Судок Андреев сын Огарев», «Будиха Иванов сын Кинешевский», «Нечай Иванов сын Барыков», «Лучанин Епишев», «Несмеян Ржевский», «Шарап Ширяев сын Срезнев», «Ерш Байдиков», «Скрып Иванов сын Толтанов», «Рюма Иванов сын Апраксин» и так далее… Достаточно? А вот перечисление анонимов, поданных большой группой, — список «избиенных на Белёве от безбожного царя Махмета», заканчивающееся словами: «И их товарищем, избиенным от Махмета». Даже число погибших «товарищей» не приведено! Вот еще один пример аналогичного типа: «Под городом под Коловерью избиенным Тимофею Васильеву сыну Лыкову и его дружине». Образцов подобного рода не столь много, как в «Синодике опальных» (да, соборные синодики заметно «чище»). Но эти самые образцы не являются такой уж уникальной редкостью, какой должны быть при идеальном подходе, то есть при обязательном требовании поминать усопших исключительно по крестильным именам.

Очевидно, в XVI веке духовенство спокойно относилось к упованию на то, что Господь сам разберется, кого поминают. Ну не ведают люди имени своего боевого товарища, а в поминание вставить его желают. Ничего, обозначим погибшего хоть как-то. Бог-то все равно поймет, для кого милость Его призывают, ведь Он всеведущ! В сущности, это позиция, соединяющая крепкую веру с разумным житейским практицизмом.

А потому «бреши» в стройном ряду крестильных имен, помещаемых в синодик, становились то шире, то уже, в зависимости от практической осведомленности лиц, подающих список, но до конца не исчезали никогда. И никакой особенной «пренебрежительной» позиции в отношении убиенных опальных, следовательно, в списках государя Ивана Васильевича нет.

Видна огромная перемена умонастроения царя. Гордыня и суровость сменились раскаянием и покаянием. Дорого грешник заплатил за «перемену ума», но подобный поворот иначе как спасительным назвать невозможно. Кающийся грешник — нечто органичное для православия, абсолютно правильное в самой основе своей. Кающийся в грехах царь — царь, сквозь душевную глухоту услышавший Бога.

Нельзя не радоваться этой перемене. Слабость человеческая явлена Богу и отдана на милость Его. Есть в этом отчетливый знак следования евангельскому завету.