Иван III - [131]

Можно лишь догадываться о том, что рассказывал Тревизан, вернувшись в Венецию, о своих злоключениях в Москве. Известно, однако, что после этой истории Венеция надолго утратила интерес к переговорам с Иваном III. Желая исправить положение, Иван весьма радушно принял в Москве осенью 1476 года венецианского дипломата Амброджио Контарини, волею обстоятельств попавшего на Русь на обратном пути из Персии, куда он ездил в качестве посла. Уже первую свою беседу с Контарини Иван начал с того, что «с взволнованным лицом… стал жаловаться на Дзуана Баттисту Тревизана» (2, 226). Несомненно, он рассчитывал на то, что Контарини передаст этот разговор Совету Десяти и настроит правителей Венеции в его пользу.

(Успех финансовой «шутки» с Тревизаном, похоже, вдохновил Ивана на сходную проделку и с Контарини. Великий князь объявил обнищавшему за время пути дипломату, что берет на себя все те значительные долги, которые тот вынужден был сделать, чтобы вырваться из рук татар. Зная привычки Ивана, можно усомниться в том, что он действительно расплатился за Контарини. Но то, что знатный венецианец, возвратившись на родину, тем или иным способом вернул великому князю соответствующую сумму, едва ли подлежит сомнению.)

Но вернемся к неторопливому развитию матримониальных планов Ивана III. Удивительно, но факт: ни в 1470, ни в 1471 году Москва не проявляла активности в этом вопросе, который как бы повис в воздухе.

Чем объяснялась эта затянувшаяся пауза? Неизвестно. Возможно, Иван был занят сложными расчетами, связанными с началом борьбы за Новгород. В этой крупной игре, где религиозная риторика играла далеко не последнюю роль, ему нужна была «чистота риз». Облачившись в тогу борца с «вероотступниками», он не хотел давать повода для подобных обвинений в свой собственный адрес. Равным образом ему не хотелось тогда вступать в конфликт с митрополитом, активно участвовавшим в антиновгородской кампании. Знаменательно, что возобновление переговоров с Римом совпало с окончанием первого похода на Новгород. 1 сентября 1471 года Иван торжественно вернулся из Новгорода в Москву, а 10 сентября в столицу прибыло новое посольство из Италии. Его глава Антонио Джислярди по поручению папы должен был вновь пригласить московских бояр в Рим за невестой.

О приближении столь необычных послов в Москве, конечно же, узнали заранее. Можно не сомневаться в том, что 1 сентября, в день возвращения Ивана III из новгородского похода, митрополит Филипп был уже осведомлен об этой новости. Летописи отметили демонстративную холодность, проявленную им при встрече великого князя: тогда как вся родня и весь московский двор встречали победителя за несколько верст от столицы, святитель встретил его лишь возле Успенского собора, «толко с мосту болшего сшед каменого до кладязя площадного, со всем освященным собором» (31, 292). Эту фразу следует понимать так: митрополит, встречая великого князя, спустился по ступеням высокого южного крыльца Успенского собора и, пройдя несколько шагов, остановился у колодца, находившегося на Соборной площади (111,110). Учитывая повышенное внимание к церемониалу, присущее Ивану III и не раз проявленное им в отношениях с новгородцами и псковичами, можно не сомневаться: князь понял смысл этого демарша. Однако теперь старый иерарх мог гневаться сколько ему было угодно: игра была уже сыграна.

В Москве не любили торопиться в важных делах и над новыми вестями из Рима размышляли месяца четыре. Наконец, все размышления, сомнения и приготовления остались позади. 16 января 1472 года московские послы, главным среди которых был пока еще все тот же Иван Фрязин — Джан Баттиста делла Вольпе, — отправились в далекий путь. Это было поистине трогательное и величественное зрелище. Через бесконечные заснеженные пространства, через многие границы и государства просыпавшаяся Московская держава потянулась к лучезарной Италии — колыбели Возрождения, главному поставщику идей, талантов и негодяев для всей тогдашней Европы.

23 мая посольство прибыло в Рим. Москвичи были с честью приняты папой Сикстом IV, сменившим умершего 28 июля 1471 года Павла П. В подарок от Ивана III послы преподнесли понтифику шестьдесят отборных соболиных шкурок. Отныне дело быстро пошло к завершению. Через неделю Сикст IV в соборе святого Петра совершает торжественную церемонию заочного обручения Софьи с московским государем. Роль жениха исполнял Вольпе. В ходе церемонии выяснилось, что он не приготовил обручальных колец, которые были необходимым элементом католического обряда. Впрочем, этот казус замяли и помолвку благополучно довели до завершения.

В конце июня 1472 года невеста в сопровождении московских послов, папского легата Антонио Бонумбре, греков Дмитрия и Юрия Траханиотов и многочисленной свиты отправилась в Москву. На прощанье папа дал ей продолжительную аудиенцию и свое благословение. Он распорядился повсюду устраивать Софье, ее свите, а заодно и московским послам пышные многолюдные встречи. Тем самым Сикст IV проявил по отношению к московским послам такой высокий уровень приема, который, соответственно, должен был выдержать и московский государь в отношении папского легата и сопровождавших его лиц. Это был тонкий дипломатический ход. Вынужденное радушие Ивана по отношению к легату должно было символизировать и его уважение к «латинству».