Иван — холопский воевода - [30]

Но «царевич» придумал, как быть.

— Позвать Фому и Пахома… — приказал он.

Когда оба явились, спросил, оглядывая бывших стрельцов:

— Кафтаны ваши красные целы?

— На ночь ими покрываемся.

— Зипуны снять, — повелел «царевич Петр», — кафтаны наденьте. И ко мне. Да быстро!

Не без досады сняли Фома и Пахом добротные зипуны и облачились в старые свои кафтаны.

— А теперь слушайте, — сказал «царевич». — Дело, стало быть, такое. Возьмите лошадей…

* * *

Городской страже было хорошо видно, как по дороге шли человек двадцать мужиков со связанными руками. Позади них возвышались на конях двое стрельцов.

— Беглых ведут, — заметил один из стражников.

Когда толпа приблизилась к воротам, стрельцы спешились.

— Куда путь держите? — спросил старший стражник у высокого стрельца.

— В Путивль, — ответил Пахом, — служить царю Димитрию Иоаннычу. — И неожиданно ударил стражника саблей.

В тот же миг «беглые мужики», сбросив с рук веревки, выхватили длинные ножи и турецкие ятаганы. Не успели стражники взяться за сабли, как полегли все на месте. Лишь одному из них, стоявшему в стороне, удалось скрыться. В смятении прибежал он к дому, где второй день играли свадьбу.

Веселье было в разгаре: смех, песни, лихие пляски… Выдавал замуж дочь воевода. Стол ломился от закусок, а вина и меду было море разливанное.

Захмелевший воевода поначалу не мог понять, что нужно от него трясущемуся, всклокоченному ратнику.

За столом грянули песню, но несчастный ратник не услышал ее.

— Ка-заки… — запинался он, — всех у ворот порезали…

До воеводы вдруг дошел смысл сказанного. Краска с лица отхлынула, он привстал, вцепился рукой в кушак ратника.

— А Тишков где? — спросил он про старшего стражника.

— Зарублен…

— Измена! — закричал воевода. — Сабли вон! — И бросился к двери. Гости так и не поняли, что случилось. Подумали, видать, спьяну нашла на воеводу блажь хвататься за саблю.

Воевода выскочил из дому, а по улице уже неслась толпа. И впереди верхами два стрельца. Воевода выдернул из-за пояса пистоль и, подождав, покуда подскачут стрельцы, спустил курок. Фома покачнулся в седле, стал медленно оползать на землю. Воеводу схватили, хотели зарубить на месте, но Пахом не дал.

— Пусть, — молвил он, — суд вершит сам царевич.

Когда Илейка с казаками вступил в город, к его ногам приволокли и бросили воеводу.

— Стало быть, так встречаешь царева племянника — с пистолем в руках? — проговорил «Петр». — Да у тебя, чай, и для самого Димитрия Иоанновича хлеба-соли не сыскалось бы, а?

— Не ведаю, какому вору и разбойнику ты племянник, — с хмельной смелостью ответил воевода, — а только царь наш Василий Шуйский. И я крест целовал ему верно служить.

Побледнел «царевич Петр», рука к сабле дернулась, но сдержался, только поводья крепче сжал.

— За службу такую, — сказал он, — полагается награда. Уж мы поставим тебе на площади терем. А новоселье твое справить весь народ пригласим. — И, стегнув коня плетью, «царевич» ускакал.

К полудню на маленькой городской площади стал собираться народ. Посреди стоял обещанный «терем» — два столба с перекладиной и веревкой.

В темницу к воеводе пришел священник. Как увидел его Алексей Степанович, запросил пощады, умолял послать за царевичем Петром Федоровичем. Да понял, все напрасно, — и стих.

После казни было объявлено, что царевич Петр назначил нового воеводу.

В тот же день, оставив небольшой казачий отряд в Цареве-Борисове, Илейка Муромец двинул свои челны дальше.

Тоже не лыком шит

Прибытие в Путивль самозваного царевича было князю Шаховскому на руку. «Смерды пойдут за кем угодно, хоть за самим сатаной, стоит только посулить им волю, — размышлял Шаховской. — А тут сам „царь Димитрий“ поведет за собой толпу.

Правда, нет его пока здесь, в Путивле. Погодите, скоро появится. Вот уж царский племянничек — великий князь Петр Федорыч изволил прибыть. Радуйтесь».

Князь Григорий пока присматривался к «царевичу», прикидывал что да как, дела и заботы не поверял. Об Илейке Муромце он знал гораздо меньше, чем о Болотникове, но вот теперь увидел, что залетевшая к нему птица другого полета: крылья послабее, размах не тот.

«Верно, — думал Шаховской, — оба они холопы. Но Болотников и воин смелый, и человек умный, смотрит дальше, видит глубже. С пути не собьешь. Дать ему больше власти, потом локти кусать будешь. А Илейка в царевича играет. Как малое дитя тешится. Пусть правит его именем, а направлять мы будем. Посиди покамест, голубок, в Путивле. Там видно будет».

Через несколько дней Шаховской пригласил «царевича» для разговора.

— Рад тебя видеть, великий князь, в моем доме. Гей, слуги, подать меду!

Не сразу приступил воевода к сути. Расспрашивал, хорошо ли «царевичу» в Путивле, здоров ли, есть ли в чем нужда. Сказал, что казна его хоть и невелика, но всегда для царевича открыта, а казаки получат жалованье.

Рассказал Шаховской об Истоме Пашкове и Болотникове — как служат они царю Димитрию и воюют с Шуйским.

— Отчего же не вместе идут?

— Так сподручнее. У Истомы войско дворянское, у Болотникова — холопское. Ап Иван Исаич из холопов, — Шаховской испытующе взглянул на «царевича», — не нашего поля ягода.

— Ишь ты-ть! А знаешь ли, князь, что и я был в холопах? — Илейка Муромец резко отодвинул кубок.