Иван Грозный - [11]

Русские дипломаты в Италии изумляли всех своей требовательностью в вопросах этикета: они никогда и ни за что не соглашались уступить кому-либо первое место в придворных церемониях на приемах, в церкви. Если они не получали гарантии, что им будет предоставлено первое место, они предпочитали вовсе не являться на прием, а если, прибывши в церковь, находили на лучшем месте впереди себя послов других держав, немедленно уезжали. Это поведение русских послов за границей очень характерно. Конечно, они руководились очень точной и неумолимой инструкцией, полученной в Москве, и здесь мы опять узнаем Ивана III с его настойчивой заботой о сохранении достоинства Московской державы.

5

Немыслимо себе представить ведение сложной внешней политики без особого состава опытных дельцов, из которых правительство могло набирать уполномоченных для отправки за границу и специалистов для переговоров с приезжающими иностранными посольствами. Старые дружинники, во главе которых стояли бояре, получившие военное воспитание, не годились для этой цели. Необходимо было обращаться к церковной школе, откуда и выходили дьяки и подьячие, вполне соответствующие западноевропейским клирикам, ученикам университетов, заполнявшим королевские канцелярии.

Возвышение дьячества начинается при Иване III. В XVI веке иностранцев поражает развитие при московском дворе письменного делопроизводства. Особенно бросается им в глаза обширность центрального военно-административного управления, которое в Москве называлось Разрядом, и которое посторонние наблюдатели обозначали иногда Государственной канцелярией. В Москве старались закреплять акты ежедневной государственной жизни подробными и точными протоколами. Государя сопровождает в поход разрядный дьяк со своей канцелярией; он держит в своих руках список служебных мест, распределение должностей и снаряжений, опись наград и ведет дневник государева похода. Есть основание думать, что в московском Разряде составлялись также официальные летописи государственных событий.

Для исторической и статистической основательности московских канцелярий очень характерен труд, составленный дьяками Разряда по поручению московского государя и заключавший в себе подробные генеалогические списки своего собственного великокняжеского рода с присоединением родословных подчиненных князей, а также выдающихся бояр, находившихся на его службе. Этот государственный родословец, составленный, может быть, во время молодости Ивана IV в 1555 г., представляет собой результат сложной и старательной архивной работы, в основе которой лежала определенная тенденция, а именно – связать происхождение московской великокняжеской линии с историей римских кесарей и этим безмерно поднять авторитет московских самодержцев во внешней и во внутренний политике.

В таких документах учено-бюрократического творчества много крепкой уверенности в себе и сознания собственного достоинства. Московский двор, московское державное управление, выработал очень своеобразные приемы, приобрел выразительный самостоятельный облик и очень дорожил своими церемониальными торжественными формами.

6

Характерно выражалась самостоятельность Московской державы в ее религиозной политике. Московский государь умел находить спокойное равновесие в трудных вероисповедных вопросах: дружить с Турцией и поддерживать надежды подчиненных ей православных греков, не разочаровывать в расчетах на крестовый поход папу и отклонять всякие попытки вовлечения Москвы в унию. Тем большее мастерство требовалось от правительства, что иностранные сношения по церковным вопросам создавали немалые затруднения внутри. Когда папский легат, сопровождавший в 1472 г. византийскую царевну Софию Палеолог, собирался въехать в Москву, предшествуемый латинским крестом, митрополит заявил, что уедет немедленно другими воротами из Москвы. А с собственной церковью великому князю приходилось соблюдать большую осторожность: нельзя было пренебречь ни ее богатствами, ни ее школой, из которой выходили образованные чиновники, ни ее нравственной поддержкой: ведь не кто иной, как представители церкви выработали теорию божественности власти и постоянно готовы были подновлять ее. Духовенство было важнейшей опорой: самодержавия.

Однако нельзя было позволить церкви стать выше светской власти. В это время по всей Европе поднимается клич реформы, обозначается кризис средневековой церкви. Уже при Иване III в Москве остро ставятся те самые вопросы, которые на Западе будет скоро решать реформация: переход церковных, особенно монастырских, имуществ в руки государства, независимость церкви от светской власти, свободное толкование основ религиозной истины. Образуются две партии, осифляне и заволжские старцы, весьма напоминающие католиков и протестантов эпохи начала церковных разногласий.

Иван III стоял очень близко к протестантскому решению вопроса о церковных имуществах на манер Англии или Швеции. На соборе 1503 г., когда защитники монастырского землевладения большею частью разъехались, он позволил, вернее сказать, поручил знаменитому вождю партии нестяжателей, Нилу Сорскому, сказать горячую речь, против мирского обогащения церкви. Однако правительство удержалось от разрыва с могущественным духовенством, которое представляло собой богатую, деятельную, предприимчивую хозяйственную силу. Оно понимало, что заволжцы, превосходя противников литературными и ораторскими талантами, совсем не были политиками; они могли сулить в будущем только мирный анархизм, раздробление по сектам, разброд мыслей, хозяйственный застой. Иван III ограничился тем, что не давал сторонников "бедной церкви", в обиду осифлянским инквизиторам, сохраняя в лице "нестяжателей" угрозу против притязаний сторонников церковных привилегий. В том же духе действовали его преемники: при Василии III митрополитом московским становится то склонный к заволжцам Варлаам, то более светски настроенный Даниил, ревностный ученик Иосифа Волоцкого; при Иване IV опять поднимается острый вопрос о монастырских имуществах, ставится на очередь отмена монастырских привилегий.