Иван Грозный - [50]

Впечатление всесилия Ивана усиливает церемония, происходящая во время пиров: заняв свои места, приближенные почти с религиозным благоговением ожидают первого царского жеста – он начинает раздавать хлеб и соль. Их разносят бояре, и каждый, получивший этот дар, должен встать и поприветствовать государя. Затем царь велит поднести всем иностранцам по кубку вина от его имени, все должны встать. Когда наступает черед мяса, все снова должны быть на ногах. После того как приступают к еде, государь дает самые сочные кусочки высшим боярам, которые в ответ поднимаются. Когда он пьет за здоровье кого-то из присутствующих, что случается довольно часто, трижды осеняет крестом кубок, который протягивает ему слуга, а присутствующие вновь стоят, склонив головы. Благодарность хозяину за еду и вино не иссякает: все исходит от него, его сотрапезники – его должники навеки. Из-за много раз повторяющегося обряда обед длится порой пять часов. На столах сменяют друг друга запеченные куры и лебеди, журавли со специями и рябчики под соусом, фаршированная рыба и похлебки разных сортов. Над всем этим витает запах чеснока, шафрана, лука и кислого молока. Едят пальцами, складывая кости на золотые тарелки. По бородам стекает сок, языки блестят, голоса разносятся громче. Необходимость выпить до дна каждый кубок, который присылает царь, приводит многих в состояние, близкое к обмороку: в желудке соседствуют медовуха, рейнские, французские и мальвазийские вина, водка, квас. Когда гости выходят из-за стола, случается, что Иван в знак расположения отправляет им домой еще питье и еду, которые должны быть выпиты и съедены тут же, в присутствии гонца. Неумеренная еда и питье сопровождают каждое событие, любой христианский праздник приходит через желудок. Что касается последствий такого обжорства, то царь, как и его подданные, относится к ним с пренебрежением. Вылечить любую болезнь можно, выпив полстакана водки, приправленной чесноком и перцем, съев лук и попарившись в бане – прислушиваясь к своим английским лекарям, государь не пренебрегает русскими средствами. Хороший едок и любитель выпить, он считает, что сила человека зависит от пищи, которую тот поглощает.

Во дворце разрешены многие удовольствия, которые не одобряет Церковь: придворные играют в карты, царь – в шахматы. Он любит наблюдать за проделками скоморохов и шутов. Их откровенные остроты, в которых они не щадят никого, частенько разряжают взрывами смеха тяжелую и застоявшуюся атмосферу двора московского государя. Но только кто-то перешел границы дозволенного, следует опасаться царского жезла. Как правило, достаточно движения ресниц, чтобы они замолчали. Тот, кто хочет дышать в Кремле полной грудью, оказывается в ином царстве.

Близкие Ивана давно ждут, когда он остепенится. Но в возрасте сорока пяти лет, хотя он стал дольше спать, у него появились одутловатость и одышка, все так же объедается, так же жесток и так же любит женщин. За два года супружества царица Анна ему надоела, государь упрекает ее в неспособности родить наследника, отказывается от нее и отправляет в монастырь, где она становится монахиней Дарьей.[16] Следом, не спросив никакого церковного одобрения, берет в наложницы Анну Васильчикову – девицу происхождения совсем незнатного. Никакой свадьбы не было, к тому же она скоро умирает. Ее место занимает прекрасная Василиса Мелентьева, с ней Иван переживает свой шестой медовый месяц. Но, кажется, все матримониальные планы царя обречены: несколько месяцев спустя выясняется, что у Василисы есть любовник – Иван Девтелев. Его казнят у нее на глазах, сама она вешается. Новая жена, Мария Долгорукова, огорчает царя еще больше, чем предшественницы: во время первой брачной ночи он понимает, что она не девственница. Этот обман выводит его из себя – это кажется ему надругательством не только над государем, запятнан сам Бог. На следующий день молодую женщину привязывают к телеге, подстегивают лошадей, и те несут ее к реке, где она тонет. Парализованная ужасом Церковь не в силах ни осудить убийство, ни благословлять бесконечные союзы царя.

Он же говорит, что устал от жизни, почестей и политики и мечтает о черной ризе монаха. И, как бы готовясь к своему уходу, неожиданно объявляет, что отказывается от своих обязанностей в пользу одного из татарских князей из его свиты, крещенного под именем Симеона Бекбулатовича, женатого на дочери Мстиславского. «С сегодняшнего дня ты станешь царем, а я – твоим подданным», – говорит он неотесанному и мягкосердечному юноше, который уверен, что все происходящее – опасная шутка. Семь лет назад царь отдал одежду со своего плеча и венец старому боярину Федорову, прежде чем убить. Не ждет ли и его та же участь, когда сядет на трон? Он дрожит от страха и смиренно улыбается. Но на этот раз Иван проявляет великодушие – искренне хочет, чтобы Симеон занялся делами страны. Тот, изумленный, принимает прошения, подписывает указы, дает аудиенции священнослужителям, сановникам, иностранным послам. Затерявшись в толпе придворных, Иван забавляется поведением «царевича». Сам публично оказывает ему знаки самого глубокого уважения, обращается к нему с прошениями, вылезает из повозки, подъезжая ко дворцу, где живет его «дублер». Но на самом деле ничего не изменилось: Симеон лишь видимость, реальность – это он, Иван. Не корона дает власть, но происхождение, сердце, взгляд. Иван, которому все позволено, остается царем – и никто не думает иначе. Склоняются – перед Симеоном, трепещут – перед Грозным. Он – избранник Божий и не нуждается в скипетре, чтобы править. Когда захочет, снова возьмется за управление государством. Эти странные «каникулы» длятся почти год. После чего «царь Симеон» сгинул, а на сцене вновь появился царь Иван, довольный разыгранной комедией, – он любит посмеяться над другими. Однажды велит московским властям принести ему шапку, полную блох, для приготовления снадобья. Когда приказ оказывается невыполненным, требует выплатить штраф в семь тысяч рублей. И хвастается этим перед приближенными, которые шумно реагируют на его радость.