Иван Грозный - [15]

Бывал из-за трапезы царской,

Но снова шел под тяжкий гнев

И умер, Сицких пересев.

К последнему слову Пушкин сделал примечание: «Пересесть кого - старинное выражение, значит занять место выше».

Иной раз авторы исторических романов и пьес, чьи представления о прошлом не выходят за рамки массового сознания, изображают боярские споры о местах, как нечто забавное и донельзя глупое. Выпуча глаза и суя друг другу кукиши, бояре спорят, кто знатнее. Читатель остается в убеждении, что бояре были забавными и спесивыми недоумками. Кому выше сидеть за столом? Подумаешь, велика важность. Исследователи порой видели в местничестве старую привилегию независимых от центральной власти аристократов. Чем знатнее, тем выше положение! Это и так, и не так.

Действительно, современному человеку споры из-за мест кажутся невероятными. Позорным считалось не занять место повыше, но не позорным было быть публично выпоротым за упрямство. Не позорно было даже прослыть дураком. Один из князей Хворостининых, когда его младший брат проиграл местническое дело, потребовал пересмотреть решение, так как, по его словам, брат его глуп и не умел отвечать. Но этого глупого человека он считал вполне достойным высокого поста в войсках.

Проигрыш местнического дела был трагедией. Михайло Андреевич Безнин (из Нащокиных), в прошлом опричник, проиграв тяжбу о местах, «от той обвинки боярской хотел в монастырь постритца». Другой крупный воевода, Петр Федорович Басманов (из бояр Плещеевых), «патчи на стол, плакал с час горько».

Почему же служилые люди так цепко держались за свое местническое положение? Дело в том, что местнический счет был основан на прецедентах, или, как говорили тогда, на «случаях». Если когда-то служили вместе два дворянина и один из них был первым воеводой, а другой - вторым, то через 50 лет их внуки за пиршественным столом государя должны сохранять это же соотношение: внук первого воеводы - выше, внук второго - ниже. Поэтому, приняв «невместное» назначение, служилый человек наносил урон своим потомкам и другим родичам: их много десятков лет будут «утягивать» этим «случаем», ссылаться на него в ущерб роду.

«Случаи» были так важны еще потому, что ведь далеко не всегда соприкасались на службе прямые потомки тех, кто когда-то служил вместе. Тогда выстраивали длинную цепочку «случаев»: мне непригоже быть меньше князя Ивана, ибо его дядя князь Петр был некогда меньше Семена, Семен в другой раз был меньше Федора, Федор - меньше Гаврилы, а Гаврила - меньше моего отца. Пропустив «невместное» назначение, служилый человек давал в руки чужаков мощное оружие против своего рода. Однажды один из князей Оболенских был назначен на службу вместе с близким другом, решил не ссориться с ним из-за мест и не «бил телом в отечестве о счете». Тогда к государю обратились его родственники, жалуясь, что князь «тем своим воровским нечелобитьем всему их роду князей Оболенских поруху учинил».

Почему же государи терпели местничество? Почему Иван Грозный, который любое местническое дело, если ему хотелось, прекращал одним суровым окриком: «Не дуруй!», сам охотно влезал в местнические счеты, допускал их даже среди опричников, умело пользовало ими, чтобы возвысить тех, кто у него «во времени» (в фаворе), и унизить тех, кто близок к опале? Дело том, что, поскольку все местничество основано на прецедентах, выше оказывались не столь самые знатные, сколь те, чьи предки раньше начали служить московским великим князьям.

Как-то и Роман Васильевич Алферьев (из рода Нащокиных) местничался с князем Василием Васильевичем Мосальским. Мосальские - Рюриковичи, потомки черниговских князей. Но Алферьев подчеркивал другое: Нащокины - вечные холопы государей, не служивали никому, опричь московских князей, а Мосальские служили когда-то князьям Воротынским. Он таким образом противопоставлял род, который не служил никому, кроме московских государей, потомкам Рюрика, которые когда-то служили удельным князьям. Местничество выдвигало роды давних вассалов московских великих князей, традиционно поддерживавшие власть потомков Ивана Калиты. Поэтому местничество даже поощряли.

Но приходилось терпеть и неудобства. Перед каждым походом составляли «разряд» - список всех воевод, а иногда и голов - начальников «сотен» - по полкам. И сразу начинался поток местнических челобитных. А ведь военная обстановка не терпит промедления. Недаром царь Иван жаловался как-то: «С кем кого ни пошлют на которое дело, ино всякой розместничается на всякой посылке и на всяком деле, и в том у нас везде бывает дело некрепко».

В 1550 году был принят указ, несколько ограничивающий местничество. Первое ограничение касалось молодых аристократов. Ясно, что даже самого знатного человека не назначишь воеводой в 15-18 лет. Но как быть, если такой «новик», только начинающий службу, куда знатнее воеводы, под командованием которого ему предстоит сражаться? Было принято великолепное решение: для знатных людей их служба на малых должностях, пока они не стали воеводами, не  считается прецедентом: «...в том их отечеству (местническое достоинство.-