Иван Бровкин на целине - [9]

— А что скрывать, — разводит руками Ваня.

— Да… Тяжёлый случай. А почему ты не взял её с собой?

— «Взял»… — повторяет Ваня. — Кто же её отпустит! Отец у неё такой, что о-го! Единственная дочь председателя колхоза.

— Э-э… чудак, — морщится Барабанов. — Зачем тебе председательская дочка, да ещё единственная? Разве на селе других не было?

Ваня виновато пожимает плечами.

— Эх ты! А ещё артиллерист! — подзадоривает его Барабанов. — Вернулся из армии — надо было сразу прийти в дом председателя и сказать: «Здравствуй…». Как его звать?

— Тимофей Кондратьевич Коротеев.

— «… Тимофей Кондратьевич, тесть ты мой дорогой… Мы с вашей дочкой уезжаем на целину строить коммунизм и нашу будущую жизнь. Если тебе без дочери скучно будет — приезжай к нам. Земли в Оренбургских степях на всех хватит…».

Барабанов останавливает трактор, хлопает Ваню по плечу:

— Ничего, я из тебя человека сделаю! — Он спрыгивает с трактора и направляется к стоящей неподалёку машине.

Иван провожает его взглядом.

— Все хотят из меня человека сделать. Но, кажется, ничего не получается…

Иван нажимает стартер. Трактор двигается с места.

В маленькой тесной комнатке, где с трудом помещаются две железные кровати да столик с двумя стульями, лежит Бровкин. Он пьет чай, размешивая ложечкой сахар в стакане.

Абаев подметает комнату и, часто останавливаясь, сердито говорит Ивану:

— На всю армию раструбил: «Еду, еду работать на целину»… А сам хочешь сбежать к себе в деревню.

Ваня молча продолжает размешивать сахар в стакане.

— Это нечестно… это не по-комсомольски! — волнуется Абаев.

— Я здесь честно, хорошо работал, — оправдывается Ваня. — Об этом все знают.

— Потому тебя и назначают бригадиром, — почти кричит Абаев.

— Я не хочу быть бригадиром, — тихо отвечает ему Ваня.

— Почему не хочешь?.. Удрать хочешь!.. — сердится Абаев. — Я знаю, чего ты хочешь! Я в батальон напишу… Пусть там Шаповалов и все знают, что ты собрался удрать…

— Пойми, Мухтар, — жалобно говорит Ваня, — тяжело мне… тяжко…

Абаев подходит, садится на кровать, заботливо кладёт руку на лоб товарища и спрашивает:

— Ты что, правда болен?

— Не могу я без Любаши, — грустно вздыхает Ваня.

— Ай-ай-ай! — качает головой Абаев. — Ах эта Любаша!.. Ах эта Любаша!.. Совсем тебя замучила… — И, пощупав лоб Ивана, продолжает: — Температура у тебя нормальная. Кто же поверит, что ты больной?.. — Взглянув в окно, он вдруг вскрикивает: — Ай, директор идёт!.. С ней… Она тоже идёт… Ирина идёт… Ирина!..

Абаев подбегает к стене, быстро снимает висящую над кроватью фотографию Ирины и прячет её под подушку, приговаривая:

— Не хочу, чтобы директор видел… смеяться будет, — Он швыряет метлу под кровать, подходит к зеркалу, берёт со стола одеколон, смачивает им волосы, затем подтягивает пояс, опять подходит к зеркалу, критически оглядывает себя и говорит:

— Эх, всем хорош, только ростом не вышел.

— А зачем тебе рост?

— Не мне, а Ирине надо. Девушки ничего не понимают: они высоких любят.

Стук в дверь.

Мухтар жалобно глядит на Ваню.

— Не могу… Спроси ты, кто там.

— Я же больной… — шепчет Ваня.

— Самый больной теперь — я, — стонет Мухтар.

Барабанову надоело ждать, и, открывая дверь, он ещё с порога спрашивает:

— Как больной? Заснул?

За Барабановым входит Ирина в белом халате.

— Как больной? А? — снова спрашивает Барабанов.

— Больной ничего… всё в порядке — болен, — не отрывая глаз от Ирины, отвечает преодолевший смущение Абаев.

Бровкин ложится на спину и тяжело дышит.

— Здравствуй, Иван!

— Здравствуйте, Сергей Владимирович, — умирающим голосом отвечает Бровкин.

— Ну, что? Уже конец? Решил помирать? Нет, брат, не выйдет! Некогда, работать надо. Умереть всегда успеешь.

— Почему недосмотрел за товарищем? — спрашивает Ирина Мухтара, встряхивая термометр.

— Это я недосмотрел?.. — удивляется Мухтар. — Я всё время смотрю. А он говорит: «Не надо на меня смотреть».

Ирина ставит больному термометр, и её тонкая рука касается лба Ивана.

— Что у вас болит?

— Грудь… голова… сердце… — отвечает Иван.

— Ни голова, ни сердце тебе не помогут. Всё равно будешь бригадиром, — говорит Барабанов и добавляет: — это тебе я, Барабанов, говорю!

Иван, тяжело вздохнув, поворачивается набок и начинает пить чай.

— Плохо, ребята, живёте, — осматривая комнату, говорит Барабанов. — Надо строить собственный дом…

— Зачем мне дом? — возражает Бровкин.

— Смотрите! Зачем ему дом? — вмешивается Абаев.

— Дом у меня есть в деревне… — и с этими словами Иван, незаметно вынув из-под мышки термометр, прикладывает его к горячему стакану и прижимает рукой.

Абаев заметил проделку Вани и, подмигивая Ирине, легонько подталкивает её рукой. Но Ирина, не поняв, в чём дело, отводит от него взор, смущаясь присутствием директора и Бровкина.

Барабанов разглядывает висящие на стене фотографии родителей Бровкина и спрашивает:

— А почему нет фотографии дочки председателя?

— Спрятал, в чемодане лежит, — отвечает Бровкин.

— Нехорошо фотографию любимой девушки держать в чемодане… Очень странно!.. А где ты, Мухтар, держишь фотографию своей девушки?

Бровкин, улучив момент, снова ставит термометр под мышку.

Абаев, обрадовавшись этому вопросу, поспешно отвечает: