Иван Антоновил Ефремов (1907-1972) - [53]

Работа под землей обостряет наблюдательность, и И. А. Ефремов попутно разгадывал способы разработки рудных гнезд и возраст выработок. Наклонные узкие ходы-лазы были проделаны рудокопами чудских племен; выработки, причудливо изогнутые по контуру рудного тела, относились к концу XVIII в.; широкие прямые и ровные выработки отмечали середину прошлого века и, наконец, выработки с неровными, изгрызенными динамитом стенками были наиболее поздними. В рассказе спутником и проводником И. А. Ефремова по заброшенным подземным выработкам был старик-штейгер, хорошо помнивший времена крепостного права. Странствия по выработкам живо напомнили штейгеру разыгравшиеся здесь события далекой юности. Роль и имена старых горщиков позднее отмечены и названы в его монографии: «Трудная задача отыскания и исследования старых подземных выработок в Каргалинских и Уфимских рудниках была значительно облегчена мне благодаря указаниям на месте, предоставлению черновиков старинной маркшейдерской съемки и сообщению обширных сведений по памяти, сделанным мне двумя ныне покойными штейгерами Пашковской горной конторы… Из них К. К. Хренов, работая на рудниках еще в 60-х годах прошлого столетия, смог сообщить мне наиболее важные сведения относительно старых рудников, представлявших с точки зрения ранних находок позвоночных наибольший интерес» [73, с. 4].

Ныне место действия рассказа в пос. Горном отмечено читателями-энтузиастами мемориальной доской.

Приведу выдержку из письма И. А. Ефремова, посланного 30 августа 1964 г. юным краеведам в Музей революционной, трудовой и боевой славы школы им. К. Маркса Александровского района Оренбургской области: «Ваше письмо доставило мне большое удовольствие — вспомнились все мои путешествия по Оренбургским местам в 1929–1930 гг. И дом в хуторе тот самый, где я жил, но кажется не сохранился глинобитный сарай-амбар — в своих путешествиях я обычно не останавливался в избах, а занимал отдельное помещение в виде амбарушки — и хозяев не стеснишь, и себе удобнее. Мои хозяева Самодуровы были очень хорошие люди и заботились обо мне, как о родном, впрочем, тогда в Горном было довольно много населения и много хороших людей… Вы верно разыскали и разгадали. Действительно в рассказе… я передал собственные приключения и впечатления, а также часть того, что мне успели рассказать два штейгера Каргалинских рудников… И вот теперь вы, любознательные ребята, живо напомнили мне происходящее 35 лет тому назад. Большое вам спасибо, спасибо и тем, кто меня вспомнил…» [сноска]

Памятная И. А. Ефремову картина приуральской степи с кустами вишенника по отвалам старых рудников и палеонтологическими раскопками перенесена им в «Туманность Андромеды», в главу «Река времени». В описаниях пермских ящеров нетрудно уловить особенности тяжелого массивного дейноцефала-мосхопса или древнейшей саламандры-лантанозуха. Оба ящера были описаны Ефремовым из Ишеева в Татарии, а затем найдены в Приуралье. Ученый рисует непостижимо-заманчивую для палеонтологии мечту о раскопках будущего. Лишь условно их можно назвать раскопками. Они проводятся без вскрытия напластований и удаления породы. Слои просвечиваются жесткими лучами, и сфокусированные изображения скелетных остатков в нужном увеличении передаются на экран. При этом И. А. Ефремов не упускает возможности показать причины морфологических и функционально-эволюционных преобразований в скелете животных: «Дар Ветер, не отрываясь, смотрел на неуклюжий, тяжелый остов древней твари. Увеличение мускульной силы вызывало утолщение костей скелета, подвергавшихся большой нагрузке, а увеличивавшаяся тяжесть скелета требовала нового усилия мышц. Так прямая зависимость в архаических организмах заводила пути развития множества животных в безысходные тупики, пока какое-нибудь важное усовершенствование физиологии не позволяло снять старые противоречия и подняться на новую ступень эволюции. Казалось невероятным, что такие существа могли находиться в ряду предков человека с его прекрасным, позволяющим изумительную подвижность и точность движений телом. Дар Ветер смотрел на толстые надбровные выступы, выражавшие тупую свирепость пермского гада, и видел рядом гибкую Веду с ее ясными глазами на умном лице… Какая чудовищная разница в организации живой материи» [сноска].

В Москве, в старом здании Палеонтологического музея на Ленинском проспекте, в зале млекопитающих на постаменте издавна лежал череп крупного вымершего бизона. Обычно его не замечали, но в конце 50-х годов он привлек внимание посетителей. На черепе в центре лба темнело сквозное отверстие более сантиметра диаметром. Наружный край кости около отверстия был окружен узким кольцом сбитой костной ткани. Создавалась полная иллюзия пулевого отверстия. Посетители рассматривали череп, задумчиво покачивали головами, осторожно проводили пальцами по краю кости, иногда делали снимки. Порой около черепа разгорались споры. Однажды он был изображен в московской газете, что практически вызвало паломничество в музей. Наверное автор не погрешит против истины, если напомнит, что «почтенный череп сей не раз "доказывал"» посещение Земли пришельцами естественно в эпоху существования животных, тысячелетия назад, задолго до появления огнестрельного или другого более совершенного оружия. Наши палеонтологи-корифеи: И. А. Ефремов, К. К. Флеров и Ю. А. Орлов, случалось, останавливались около черепа и также строили различные догадки. И, разумеется, им, возможно даже больше, чем другим специалистам, хотелось верить в следы пришельцев.