Иудейский вопрос - [3]
Но пока еще не получено ответа на вопрос: «кто ты?» – преждевременно отводить иудею такое место.
Человек познается в делах своих, из которых составляется история, где прошлым обуславливается будущее. Библейское прошлое иудеев слишком удалено от нас, и его назидания представляются, по крайней мере некоторым, устаревшими. Пусть будет так! Обратимся к иудейской истории в новозаветном ее периоде, и чтоб не разрывать колец в сомкнутой цепи минувших деяний, начнем с положения иудеев в Римской Империи. Подобно магнитной стрелке, при всяких колебаниях непременно обращающейся к северу, иудеи остались верны себе, не смотря ни на какие злоключения. Рассеянные по всей империи, они не замедлили приложить врожденные им таланты к различным, особенно коммерческим предприятиям и освободить себя от более тяжких повинностей, например, от военной службы [26]. В «вечном городе» иудеи населили отведенный специально для них четырнадцатый квартал, где и размножались с необыкновенной быстротой. Строгие «ревнители отеческих преданий», они цепко держались последних и на чужбине, представляя из себя status in statu, с неизменной готовностью к мятежам и восстаниям при первой возможности. Поистине, что-то невероятное приходится слышать от одного римского историка [27] о восстании иудеев в Кирене, где они, под предводительством некоего Андрея начали истреблять все, носившее греческое или римское имя. «Они ели тела убитых, опоясывались их кишками, окроплялись их кровью и обтягивались их кожею». Во время этого восстания погибло 220.000 человек. «В Египте и Кипре свирепствовали не меньшие жестокости, и здесь нашли свою смерть 240.000 жертв». По словам ц. историка Евсевия, мятежники действовали «как бы по наущению какого-то демона» [28]. Не мудрено, что иудейство и государственная измена, с точки зрения римлян, были синонимическими понятиями. [29] Необузданные в тревожное время, иудеи были несносны для римской власти, даже, и в самое тихое. По крайней мере, до нас сохранилась одна замечательная речь анонимного проконсула, с которой он обратился к иудейской депутации насчет «шабаша» [30]. «Когда б напало на вас неприятельское войско», так говорил оратор, «или разлилось бы наводнение, иль бушевал бы ураган, произошло бы землетрясение и т. п. физическая катастрофа, – решились ли б вы, даже, и в таком случае проводить свои субботы в обычном безделии? Наверно, нет! Вы бросили б все свои причуды и напрягли бы последние силы к спасению себя самих, своих детей и жен и к сбережению своего имущества. Так слушайте ж, что я скажу вам. Я для вас – война, наводнение, чума, землетрясение и все подобное в этом роде; одним словом, я для вас – злой рок и заставлю вас поступать по моей воле и оставить свои обычаи»!
Преувеличенное представление иудеев об их национальном первородстве сталкивалось с крайним презрением победителей к побежденным. Для этих париев, происшедших, – так думали римляне, – от прокаженных египтян [31], не могло быть другого имени, кроме despectissima pars servientium, teterrima gens, по выражению Тацита [32]. «Для обеспечения за собой власти над народом на будущее время», пишет римский историк, «Моисей дал ему противные всякой человеческой нравственности обычаи. Что у нас преступно, то у них свято, и, наоборот, позволительно то, что в нас возбуждает отвращение». Недаром, даже, стоически выносливый Марк Аврелий, при взгляде на подданных Моисеева закона, патетически воскликнул: «о, маркоманы! о, квады! о, сарматы! Наконец-то я нашел людей, еще худших по сравнение с вами [33]! Презрение римлян к иудеям разгоралось тем сильнее, чем поразительнее бросался им в глаза контраст между их претензиями, с одной стороны, и политическим порабощением с другой. Они провозглашали себя избранным, единственным, угодным Богу, народом, в будущем имеющим владычествовать над всем миром, и, однако, над ними тяготел неумолимый рок. Избегая всякого соприкосновения с победителями, чуждающиеся эллинской науки, побежденные представлялись римлянам жалким и невежественным народом. «Только один несчастный иудейский народ почитает единого Бога, настолько бессильного и слабого, ut 'sit romanis numinibus cum sua sibi natione captivus», читаем в «Октавие» Mинуция Феликса