Иудей - [3]
На ступенях храма — над кровлей его вился золотой дымок жертвоприношений — все ещё толпились люди, жадно слушавшие молодого сирийца с горячими, мечтательными глазами.
— Не от себя я говорю об Аполлонии, но со слов Дамида: мы с ним дружки давно, — говорил он. — И что он только рассказывает о странствиях их, уму непостижимо!.. Куда бы они ни приходили, навстречу учителю выходили сами цари: сделай честь мне, учитель, войди под кровлю мою!.. А царь вавилонский, Вардан, так тот чуть не силой удерживал учителя, когда он снова собрался в путь: возьми, говорит, любой из дворцов моих и рабов, сколько хочешь, и коней парфянских, и золота, и колесниц, только не оставляй меня!.. А учитель только усмехнулся и говорит: дворцы твои светлые, кони парфянские, камни самоцветные для тебя сокровища, а для меня меньше, чем солома… Прощай… И пошёл…
По толпе пронёсся вздох восторга. Все обменивались восхищёнными взглядами. Все хотели говорить, все хотели превозносить, но сириец, уставившись перед собою мечтательными глазами, продолжал ткать в солнечном сиянии свои волшебные сказки.
— И так пришли они в Индию, страну мудрецов. Там водится столько слонов, что вся страна обведена стеной из слоновой кости. И что ни шаг там, то новое чудо: здесь показывают им насекомых, из которых делается масло, дающее огонь неугасимый; там онагров, из рога которых изготовляются чаши, исцеляющие всякие болезни; там женщин полубелых-получерных, посвящённых их индийской Венере; там змей, глаза которых сделаны из драгоценных камней; там — у мудрецов их, у браманов, — выставлены две бочки из чёрного камня, в одной — дожди, а в другой — ветры. А сами браманы эти, чтящие больше всего солнце, во время молитвы поднимаются от земли на два локтя и так молятся, ночью же поклоняются они огню: они добыли для себя луч солнца, чтобы славить его во все часы… Браманы — полулюди-полубоги, и когда они по наитию узнали, что идёт к ним Аполлоний, они выслали мудрейшего из среды своей ему навстречу…
— Клянусь Геркулесом!.. — с воодушевлением воскликнул старый грек с седеющей уже бородой, но восторженными, как у юноши, глазами. — Я сам из Тианы. Когда мать Аполлония была беременна, к ней явился Протей и объявил ей, что она родит его…
— Кого? — с жадным любопытством спросила молодая женщина.
— А Протея, — сказал тианец. — И перед родами пошла она на луг рвать цветы и вдруг уснула. Она проснулась от пения кружившихся над ней лебедей и тотчас же без болей родила Аполлония…
Толпа молчала, как зачарованная…
— Ну, идём, Текла… — сердито сказал Павел, колючий иудей. — Всего не переслушаешь…
Филет, который все приглядывался к этой паре, вдруг хлопнул себя ладонью по лбу: он вспомнил, где видел он этого курчавого, некрасивого иудея. Это было в Коринфе, где иудей на корявом эллинском языке проповедовал толпе о каком-то распятом софисте…
II. У ТКАЧА АКВИЛЫ
Покончив со своими несложными покупками на дорогу, проповедник-иудей со своей спутницей повернули к гавани, где они жили у ткача Аквилы. Встречные часто провожали иудея взглядами ненависти. Павел с Теклой спустились по склону горы Прион, мимо громадного театра, где на днях Павла чуть-чуть не растерзала толпа: в одной из проповедей своих он вздумал заявить, что боги, сделанные руками человека, не боги. Эфесские мастера, жившие от таких богов, с криками «Велика Артемида Эфесская!» бурно высыпали на улицы. К ним весьма охотно присоединились многочисленные правоверные иудеи, которые ненавидели новатора Павла. И дело кончилось бы плохо, если бы не вмешались римские власти, которые не терпели этих бессмысленных религиозных смут…
Павел был расстроен: тяжело было ему это обожание тёмной толпой Аполлония. Ему было совершенно явно, что он ведёт этих слепых в яму. Неприятно ему было и то, что Текла всюду следует за ним. Она была невестой одного юноши из Икарии. Когда она услышала впервые в Икониуме проповедь Павла, она пришла в чрезвычайный восторг. Нет нужды, что этот уже пожилой, плешивый иудей со сросшимися бровями говорил плохо, громоздя тяжёлые фразы одна на другую, спотыкаясь языком. Текла за неуклюжей внешностью этой увидела что-то такое, что зачаровало её: священные тайны Эроса непостижимы для смертного. Текла отказала жениху и, несмотря на сопротивление близких, ушла за Павлом. Павел эти свободные связи считал вполне допустимыми: не сделал ли Учитель, отменив старый закон, человека совершенно свободным? Не через закон ли только и узнал человек грех? Нет закона, говорил в нем старый диалектик-фарисей, нет и греха…
В те времена эти вопросы часто ставились на очередь. Не так давно Павел слышал софиста-эллина, который доказывал, что раз боги привили мужчине такой сильный половой инстинкт для обеспечения продолжения рода человеческого, то всякое ограничение половых сношений только смешно. И ещё смешнее, говорил он, превращать жену ближнего своего в какую-то частную собственность. Все это как будто совпадало с мыслью самого Павла, но все же что-то тут смущало его. Но верующие приняли его подругу и с восхищением рассказывали один другому о её преданности учителю всякие чудеса: как она пробиралась к нему в темницу, как за эту связь власти бросили её диким зверям на арену и звери не тронули её, как огромны были богатства и знатность её жениха, которого она, не колеблясь, оставила ради учителя…
Роман "Казаки" известного писателя-историка Ивана Наживина (1874-1940) посвящен одному из самых крупных и кровавых восстаний против власти в истории России - Крестьянской войне 1670-1671 годов, которую возглавил лихой казачий атаман Степан Разин, чье имя вошло в легенды.
Перед вами уникальная в своем роде книга, объединившая произведения писателей разных веков.Борис Евгеньевич Тумасов – русский советский писатель, автор нескольких исторических романов, посвященных событиям прошлого Руси-России, – «Лихолетье», «Зори лютые», «Под стягом Российской империи», «Земля незнаемая» и др.Повесть «На рубежах южных», давшая название всей книге, рассказывает о событиях конца XVIII века – переселении царским указом казаков Запорожья в северо-кавказские степи для прикрытия самых южных границ империи от турецкого нашествия.Иван Федорович Наживин (1874–1940) – известный писатель русского зарубежья, автор более двух десятков исторических романов.Роман «Казаки», впервые увидевший свет в 1928 году в Париже, посвящен одному из самых крупных и кровавых восстаний против власти в истории России – Крестьянской войне 1670–1671 гг., которую возглавил казачий атаман Степан Разин.
Впервые в России печатается роман русского писателя-эмигранта Ивана Федоровича Наживина (1874–1940), который после публикации в Берлине в 1923 году и перевода на английский, немецкий и чешский языки был необычайно популярен в Европе и Америке и заслужил высокую оценку таких известных писателей, как Томас Манн и Сельма Лагерлеф.Роман об одной из самых загадочных личностей начала XX в. — Григории Распутине.
Роман «Степан Разин» известного писателя-историка Ивана Наживина посвящен одному из самых крупных и кровавых восстаний против власти в истории России – Крестьянской войне 1670–1671 годов, которую возглавил лихой казачий атаман, чье имя вошло в легенды.
XV–XVI века. В романе-хронике «Кремль» оживает эпоха рождения единого русского государства при Иване III Великом, огнем и мечом собиравшем воедино земли вокруг княжества Московского. Как и что творилось за кремлевскими стенами, какие интриги и «жуткие дела» вершились там – об этом повествуется в увлекательной книге известного русского писателя Ивана Наживина.
Покорив Россию, азиатские орды вторгаются на Европу, уничтожая города и обращая население в рабов. Захватчикам противостоят лишь горстки бессильных партизан…Фантастическая и монархическая антиутопия «Круги времен» видного русского беллетриста И. Ф. Наживина (1874–1940) напоминает о страхах «панмонгольского» нашествия, охвативших Европу в конце XIX-начале ХХ вв. Повесть была создана писателем в эмиграции на рубеже 1920-х годов и переиздается впервые. В приложении — рецензия Ф. Иванова (1922).
В 1-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли её первые произведения — повесть «Облик дня», отразившая беспросветное существование трудящихся в буржуазной Польше и высокое мужество, проявляемое рабочими в борьбе против эксплуатации, и роман «Родина», рассказывающий историю жизни батрака Кржисяка, жизни, в которой всё подавлено борьбой с голодом и холодом, бесправным трудом на помещика.Содержание:Е. Усиевич. Ванда Василевская. (Критико-биографический очерк).Облик дня. (Повесть).Родина. (Роман).
В 7 том вошли два романа: «Неоконченный портрет» — о жизни и деятельности тридцать второго президента США Франклина Д. Рузвельта и «Нюрнбергские призраки», рассказывающий о главарях фашистской Германии, пытающихся сохранить остатки партийного аппарата нацистов в первые месяцы капитуляции…
«Тысячи лет знаменитейшие, малоизвестные и совсем безымянные философы самых разных направлений и школ ломают свои мудрые головы над вечно влекущим вопросом: что есть на земле человек?Одни, добросовестно принимая это двуногое существо за вершину творения, обнаруживают в нем светочь разума, сосуд благородства, средоточие как мелких, будничных, повседневных, так и высших, возвышенных добродетелей, каких не встречается и не может встретиться в обездушенном, бездуховном царстве природы, и с таким утверждением можно было бы согласиться, если бы не оставалось несколько непонятным, из каких мутных источников проистекают бесчеловечные пытки, костры инквизиции, избиения невинных младенцев, истребления целых народов, городов и цивилизаций, ныне погребенных под зыбучими песками безводных пустынь или под запорошенными пеплом обломками собственных башен и стен…».
В чём причины нелюбви к Россиии западноевропейского этносообщества, включающего его продукты в Северной Америке, Австралии и пр? Причём неприятие это отнюдь не началось с СССР – но имеет тысячелетние корни. И дело конечно не в одном, обычном для любого этноса, национализме – к народам, например, Финляндии, Венгрии или прибалтийских государств отношение куда как более терпимое. Может быть дело в несносном (для иных) менталитете российских ( в основе русских) – но, допустим, индусы не столь категоричны.
Тяжкие испытания выпали на долю героев повести, но такой насыщенной грандиозными событиями жизни можно только позавидовать.Василий, родившийся в пригороде тихого Чернигова перед Первой мировой, знать не знал, что успеет и царя-батюшку повидать, и на «золотом троне» с батькой Махно посидеть. Никогда и в голову не могло ему прийти, что будет он по навету арестован как враг народа и член банды, терроризировавшей многострадальное мирное население. Будет осужден балаганным судом и поедет на многие годы «осваивать» колымские просторы.
В книгу русского поэта Павла Винтмана (1918–1942), жизнь которого оборвала война, вошли стихотворения, свидетельствующие о его активной гражданской позиции, мужественные и драматические, нередко преисполненные предчувствием гибели, а также письма с войны и воспоминания о поэте.