Итоги, 2014 № 08 - [15]

— Не скучаете по общению в высших сферах, которое вам обеспечивала должность?

— Конечно, интересно увидеть людей выдающихся и пообщаться с ними. Впечатлил Жак Ширак. Благодаря Ресину встречался с английской королевой. А вообще должность — это паршивая вещь… Есть много людей, которых мы все любим, — артистов, режиссеров, спортсменов. Сейчас у меня такое впечатление, что при встрече они взгляд отводят…

Я их видел с другой стороны, когда жизнь их заставила что-то просить. Они меня стесняются.

— И не было так, что человек оказался лучше, чем вы думали?

— Не поверите. Меня совершенно очаровала Галина Вишневская. Я работал с ней, когда мы выбирали площадку под ее Центр оперного пения. Они с Ростроповичем только приехали тогда из-за границы и жили в так называемом композиторском доме. Как-то она мне и говорит: «Представляете, вхожу в подъезд, грязь, все не убрано. Живем мы на третьем этаже. Думаю: как так можно?! Это ниже моего достоинства проходить по этой грязи! Помыла подъезд с первого до третьего этажа». Потрясающая женщина. Я раньше слышал, что она жесткая, властная. А ее жесткость проявлялась там, где надо. И мне нравилось, что она в лицо говорила все, что думала.

— Часто встречали заказчика, который слушал архитектора?

— Попробую вспомнить. Знаете, Батурина. Как появился «Шуваловский» на Мичуринском проспекте? Она в то время купила ДСК-3. И там должны были производить типовые дома, которые появились бы на этой площадке. Я напросился к ней, говорю: «Елена Николаевна, поймите, мы можем или центр отодвинуть на периферию или периферию подпустить близко. Почему бы не сработать в сталинской архитектуре рядом с университетом?» Через некоторое время она звонит: «Вы правы».

— Но вам как-то удалось спасти ЦДХ от дома «Апельсин», который так хотела построить Батурина.

— Тут не только моя заслуга. Дом не приняли в конечном итоге на Архитектурном совете. То место вообще оказалось непростым для желающих его освоить. Еще мог появиться музей Вексельберга… Я предложил тогда перенести его на другую сторону Садового кольца, ближе к Парку Горького. Всегда считал, что ЦДХ не надо трогать, лежит этот кирпич, и пускай лежит. Парк вокруг — самое правильное. Поэтому, когда эти многочисленные «апельсины» предлагались, мы сделали все, чтобы осталось как было. Правда, пришлось выслушать от людей — а вопрос сноса ЦДХ и размещения новых объектов мы выносили на публичные слушания, — что я враг народа и прочее. Девушки целовали колонны приговоренного ЦДХ… Иногда, чтобы что-то хорошее сделать, следовало создать скандал. Я шел на встречу с жителями докладывать. У меня были определенные правила: никогда не повязывал галстук и никогда не надевал ничего яркого, чтобы не отделять себя от людей. Выходишь на выступление, представляешь проект… А люди из ЦДХ выдают контраргументы. Причем знакомы с этими ребятами сто лет. Мы типа за снос, они против, потом: Саш, пойдем покурим. Покурили. Потом слушаешь, как все орут, что я родину продал… Один раз смешной случай был. Истеричная мамаша дочку выставляет вперед на одном из таких собраний. Девочке лет восемь, она, как стих, читает: дяденьки архитекторы, зачем вырубаете деревья… и сбилась. Забыла текст, стоит глазами хлопает. Мать выскакивает, хвать ее по заднице: «Дурында!» Та перепугалась и вспомнила… Но результат-то получили тот, который был нужен. Пока шли прения, инвесторы подрастеряли интерес, ЦДХ не снесли, а территорию не освоили…

— А вообще что за люди приходят на эти слушания?

— Разные. Есть неравнодушные, есть просто от нечего делать. Никогда не забуду, когда мы памятник Гризодубовой ставили. Была инициативная группа, во главе — бывший летчик. Находим для памятника одно место. Все вроде хорошо, все согласовываем, вдруг он начинает бучу: не то! Второе место, третье… Потом до меня доходит: сейчас он председатель совета по установке памятника Гризодубовой, а когда поставят, он опять летчик в отставке. Поэтому надо выходить на конкретных жителей всегда, чтобы понять, в чем причина их активности. За долгие годы я убедился, что архитектура к тому же — это козырь оппозиции. Всегда есть за что зацепиться. Например, когда реконструировали консерваторию, обнаружили, что две арки были изношены на семьдесят процентов. Это много, в таком случае требуется серьезное вмешательство, а не реставрация. Пошел шум, что вся консерватория под угрозой. Спекуляция? Да. Но со временем мы научились бороться с оппозицией ее же оружием. На очередной пресс-конференции, где нас собрались предать анафеме, я говорю: «Что в консерватории памятник? Звук. Как сохранить звук?» Дискуссия ушла в этом направлении, никто про износ уже не вспоминал. Владимир Ресин, когда стал врио мэра, что сделал? Заявил, что сделано много ошибок, начнем исправлять и первым памятник Петру будем сносить.  Никто уже не смотрел, что там в городе происходит после отставки Лужкова.

А ведь самое смешное, что Юрий Михайлович-то был настоящий демократ. Сколько я встречался с жителями по всем градостроительным вопросам, вы не поверите — раза три в неделю точно. А когда утверждали Генплан, мы собирались чуть ли не ежедневно. Генплан — это отдельная тема, предмет моей гордости.