Итоги, 2013 № 45 - [12]

Установка стратегической ракеты на боевое дежурство — весьма сложная и ответственная операция. Ничего подобного в военных частях до этого не происходило. Все операции — от установки ракеты до закрытия шахты — контролировались представителями промышленности. Учитывая секретность работ, вся связь с Москвой или другими городами осуществлялась по единственному аппарату ВЧ — связи командира дивизии. В Москве у нас у аппарата ВЧ круглосуточно находился дежурный. Можно себе представить нагрузку при постановке на боевое дежурство сразу нескольких полков в различных уголках Союза… Каждая стратегическая ракета с ядерной головной частью была направлена на определенную цель. При этом окончанием работ считался ввод полетного задания с командного пункта дивизии. За пультом сидели молодые офицеры, можно представить себе их эмоциональное состояние. Особенно острой в то время, как, впрочем, и теперь, была опасность несанкционированного пуска. Случись что, это привело бы к началу термоядерной войны…

Вспоминаю такой случай. При одном из учебно-боевых пусков УР-100 вторая ступень ракеты не отделилась от первой, и изделие упало в тайге. На боевых ракетах нет телеметрии. Многие сразу же поспешили сказать, что всему виной пироболты разделения между ступенями и, возможно, на «борт» поставили учебные, то есть технологические пироболты. Мы на заводе проследили, где находятся пироболты, поставленные смежниками. Оказалось, все на месте. Я обратился к главнокомандующему РВСН Толубко с просьбой организовать поиск в тайге. Время идет, а найти не могут. Снова встречаюсь с Толубко и прошу его в качестве поощрения для солдат обещать им дополнительный отпуск, если найдут УР-100. И нашли! Все пироболты оказались на месте. Привезли их в Москву, проверили на стенде, и все штатно сработали. В чем же причина? Проверили замеры при определенных параметрах батарей, и выяснилось, что вместо необходимых 24 вольт на пироболты поступало только 12—14 вольт. А это все ракеты, стоящие на боевом дежурстве…

В те годы я познакомился с первым советским ракетно-космическим министром Сергеем Александровичем Афанасьевым. Как-то мы с ним летели в Москву после разбора ЧП с нашей ракетой в одной из дивизий. В Шереметьево я из самолета пошел с чемоданчиком на выход. Вдруг остановилась «Чайка», и Афанасьев спросил: «У вас что, нет машины?» «Нет», — говорю. «Странно. Челомей сказал мне, что у всех есть транспорт. Садитесь…» При таких обстоятельствах я впервые получил возможность поговорить с Сергеем Александровичем, который сыграл в моей жизни определяющую роль. В машине он много расспрашивал о работе, семье.

При всей своей простоте, доступности, человечности Афанасьев был очень требовательным, жестким, терпеть не мог вранья. Его любимые выражения — «Нос ниже опусти», «Не я, а мы», «На Бога надейся, а сам работай, работай и работай». Как-то произошли аварии трех «Протонов» подряд из-за двигателей второй ступени, причем потеряли три спутника телевидения на Восточную Сибирь. Остался один аппарат. На очередной пуск мы летели на Байконур вместе с Афанасьевым. И тут он меня спрашивает: «А ты теплое белье взял?» Я говорю: «А зачем? На Байконуре плюс тридцать тепла». — «Зря. Можем с Байконура пешком пойти на Колыму». К счастью, пуск прошел нормально.

— Как происходил ваш рост по служебной лестнице?

— 19 февраля 1968 года меня, 29-летнего, назначили заместителем директора завода по эксплуатации. Такое довольно странное название должности придумали из-за секретности. На самом деле я отвечал за подготовку к испытаниям новых типов боевых изделий и тяжелой ракеты «Протон», руководил деятельностью по подготовке к пуску первой орбитальной станции «Салют». Мы работали вместе с королевской фирмой, с одним из ее руководителей Юрием Павловичем Семеновым. 19 апреля 1971 года ракета «Протон» вывела на орбиту первую в мире орбитальную станцию «Салют», полет которой продолжался 175 суток. В Государственной комиссии долго обсуждали, как назвать станцию. Перед вывозом носителя на старт мы вместе с ведущим конструктором Владимиром Палло ночью вызвали маляра и сказали: «Пиши на борту — «Заря». Утром члены Госкомиссии пришли в монтажно-испытательный корпус, посмотрели и одобрили. Однако когда станция уже находилась на орбите, кто-то вспомнил, что первый китайский спутник тоже назывался «Зарей», так что на послепусковом заседании Госкомиссия передала в ТАСС другое имя — «Салют».

23 апреля к станции запустили пилотируемый корабль «Союз-10» с космонавтами Шаталовым, Елисеевым и Рукавишниковым, однако перейти в станцию экипажу не удалось из-за проблем со стыковочным механизмом. Второй экипаж стартовал 6 июня 1972 года на корабле «Союз-11». На этот раз космонавты Добровольский, Волков и Пацаев перешли на станцию, отработали 22 дня. Но по возвращении на Землю экипаж погиб из-за разгерметизации спускаемого аппарата. Для каждого из нас это стало личной трагедией. Все мы тяжело переживали гибель космонавтов. Перед полетом они побывали в Филях, провели тренировку на макете. Консультировались со многими специалистами. В ночь их гибели я был в Центре управления полетами. Помню, в комнате Государственной комиссии долго решали, кто поедет сообщать родственникам…