Итоги, 2013 № 44 - [4]

— Причины войны не в антияпонизме Николая II, а в том, что его воспитывали в героических традициях русской истории. Он был приучен к мысли, что каждый император расширяет пределы державы. А в 1895 году было подписано соглашение с англичанами, которое установило последний отрезок сухопутной границы Российской империи. На Памире. Для России ситуация, прямо скажем, ненормальная: впервые на карту нанесены все сухопутные границы. Николай II был этим разочарован, ведь его воспитывали на мысли, что империя должна постоянно расширяться. И тут в середине 1890-х грянул кризис на Дальнем Востоке — Японо-китайская война. Европейские державы начинают делить Поднебесную. Россия, конечно, в стороне не остается. Для европейцев это очередной колониальный раздел. В Санкт-Петербурге считали, что Дальний Восток для нас дом родной. Однако только в 1891 году Россия начинает строить Транссибирскую магистраль. Иными словами, на карте Китай вроде бы рядом, но коммуникаций, ведущих к нему, крайне недостаточно. Из Санкт-Петербурга проще до Буэнос-Айреса добраться, чем до Дальнего Востока. Известен случай, когда одну артиллерийскую бригаду отправили своим ходом из Туркестана на Дальний Восток. Солдаты добирались до пункта назначения больше года. И все-таки Россия вмешалась в азиатские дела и в результате нерешительных, неосмотрительных действий царя и его окружения оказалась один на один с прекрасно вооруженной при помощи англичан Японией. Исход войны был предрешен.

— Первая русская революция стала следствием национального позора на Дальнем Востоке?

— Если бы Русско-японской войны не было, революция 1905—1907 годов все равно случилась бы. Страна развивалась слишком стремительными темпами. А революции, как известно, происходят не тогда, когда все плохо, а тогда, когда развитие идет быстро, но гражданам хочется его еще ускорить. В начале XX века Россия, занимавшая пятое место по объему экономики, по темпам роста промышленности вышла на первое место в мире. И все это на весьма тревожном социальном фоне. В деревне наблюдался демографический всплеск, но земли крестьянам в европейской части страны не хватало. Разорившиеся крестьяне уходили в города, качество жизни на заводских окраинах отставало от бурного роста числа их обитателей. Промышленникам, вынужденным конкурировать с Западом, удобнее было не совершенствовать производство, а привлекать с периферии как можно больше дешевых рабочих рук. Примерно как сейчас мигрантов из стран СНГ. В промышленных центрах образовался пороховой котел, готовый в любую минуту взорваться. Искрой стало так называемое Кровавое воскресенье.

— Николай заслужил прозвище Кровавый?

— Нет, он вовсе не был кровожадным. Более того, на фоне событий в других странах Николай II — монарх гуманный. В Западной Европе демонстрантов расстреливали сплошь и рядом — и в начале прошлого века, и позже. Кровавое воскресенье — событие печальное, но связанное прежде всего не с жестокостью власти, а с непониманием, что делать. С началом первой революции царь оказался в полной дезориентации и предпочел самоустраниться. Инициативу перехватила либеральная оппозиция. Революция началась уже в ноябре 1904 года, когда собрался общеземский съезд. На нем принимается резолюция, требующая парламента и всеобщего избирательного права. Потом выстраивается мощная политическая кампания, которая получает название банкетной. Представители интеллигенции — адвокаты, профессура, земские деятели — собирались на, казалось бы, безобидные банкеты. На них принимались резолюции в поддержку общеземского съезда. Все это происходит во время Русско-японской войны, и царю кажется, что основные события — на дальневосточном фронте. Кроме того, только что родился наследник, и Николай II с головой уходит в личную жизнь. Происходящее внутри страны течет мимо его внимания.

— Но парламент-то царь учредил. Что же помешало мирной трансформации России в конституционную монархию?

— Николай вовсе не хотел подписывать Манифест 17 октября, но ближайшее окружение оказывает жесткое давление, и царь сдается. Казалось бы, все: Россия превращается в конституционную монархию. Сергей Витте, главный инициатор манифеста, становится премьер-министром и пробует достичь компромисса с либералами. Но интеллигенция, традиционно настроенная в России оппозиционно, всегда отличалась отсутствием прагматизма. Либералы во главе с Павлом Милюковым упрямо требуют от Витте сформировать «технический» кабинет, провести выборы в Государственную думу, а потом сложить всю власть к ногам народных избранников. Николаю приходится идти на уступки интеллигенции. В манифесте нет никаких социальных обещаний для крестьян и рабочих. Зато говорится о политических свободах, о парламенте. Прозвучало и завуалированное обещание ввести всеобщее избирательное право, которого, кстати, на общенациональном уровне нигде в мире тогда не существовало. На это царь в итоге не пошел, но Госдума сформировалась в значительной мере из представителей либеральной оппозиции.

— Ну и стал бы русский царь конституционным монархом в демократическом государстве. Таким, как его британский кузен Георг V. Почему не срослось?