Итоги, 2012 № 16 - [12]

Слуга царю / Общество и наука / Exclusive

Слуга царю

/ Общество и наука/ Exclusive

«Столыпин был не жестоким, но жестким политиком. Это естественно. Ведь он ставил перед собой задачу провести реформы не где-нибудь, а в России», — рассказывает его правнук Аркадий Столыпин

 

Исполнилось 150 лет со дня рождения Петра Столыпина — третьего председателя совета министров Российской империи, вошедшего в историю как автор смелых реформ. Именно эти начинания, как считается, позволили России в канун Первой мировой войны выйти на первое место в мире по темпам экономического роста и на пятое по промышленному производству, укрепить обороноспособность страны, упрочить ее позиции на международной арене. С другой стороны, «столыпинский вагон» и «столыпинский галстук» стали понятиями нарицательными. Как результат — множество покушений на Столыпина и гибель от руки террориста Богрова. Так кто же он, Столыпин? Человек, искренне мечтавший построить великую Россию без великих потрясений? Или бездушный «эффективный менеджер», который на пути к цели не останавливался ни перед чем? «Итоги» получили редкую возможность поговорить с правнуком Столыпина Аркадием Дмитриевичем. Наш разговор состоялся в присутствии одного из самых авторитетных в мире специалистов по изучению наследия Столыпина, почетного профессора Колорадского университета в Денвере Мэри Элизабет Шеффер Конрой, дружившей с дочерью Столыпина Марией фон Бок.

— Аркадий Дмитриевич, по какой линии вы приходитесь родственником Петру Аркадьевичу?

— У Столыпина было шестеро детей: пять дочерей — Мария, Наталья, Елена, Ольга, Александра — и сын Аркадий. Это мой дед. Он ушел из жизни в 1990 году. Можно сказать, что фамилия Столыпин сохранилась именно благодаря ему как единственному представителю мужского рода. В свою очередь его сын Дмитрий — мой отец. Дед, на мой взгляд, был очень похож на своего великого отца — один рост, такая же фигура. А вот отец совершенно не похож на Петра Аркадьевича, может, потому, что его мать была испанкой и он в себя впитал ее гены. У меня и русские, и французские корни. Мама — француженка, она из самого центра страны, из провинции Лимузен. Назвали меня в честь деда — я ведь старший сын в семье, женат, имею троих детей. У меня есть брат Александр, он художник. Правда, то, что он делает, моему отцу не очень нравилось в творческом плане, он даже запретил ему подписывать свои творения фамилией Столыпин, и тогда тот взял себе псевдоним Психоз. Еще у нас есть сестра, она живет на юго-востоке, в Дижоне, где, как вы знаете, делают известную горчицу.

— Вы поддерживаете какую-то связь с другими родственниками?

— Почти нет, да их и не так много осталось в мире. Есть родственники в Италии, в США. Пять дочерей Петра Аркадьевича, его внучки, правнучки через брачные связи породнились с представителями знаменитых фамилий — князьями Волконскими и Щербатовыми, графами Кайзерлингами и Бобринскими, со многими другими семействами, в том числе принадлежащими к европейской аристократии.

— Каков ваш род занятий?

— Я держу прокат автомобилей фирмы «Рено».

— Это символично, поскольку именно на этой фирме после революции работало много русских белоэмигрантов.

— Это верно. Тем русским была свойственна особая черта — они могли свободно говорить на многих языках. Мой дед, например, спокойно получил во Франции место журналиста, работал в агентстве Франс Пресс. Отец тоже был журналистом, он уже давно на пенсии, сейчас ему 78 лет.

— Что вспоминают в семье о том, как Столыпины покидали охваченную огнем революции Россию?

— Я много разговаривал с сестрой моего дедушки Еленой, которая имела дом под Парижем, и она рассказывала о том, как семья после совершенного в 1911 году убийства Петра Аркадьевича жила в Петрограде, а после революции переехала в Киев, а потом в имение в Подольской губернии. В 1920 году, когда белые отступили и пришли большевики, они убили одну из дочерей Столыпина, Ольгу. Остальные дети спасались кто как мог. Александра, ставшая потом графиней Кайзерлинг, пряталась от красных в стогу сена, ее забросали соломой сверху, чтобы те не заметили. Деда фактически спас один землемер, который взял его к себе в помощники. Под именем Валентина Габриловича он разъезжал по селам и произносил речи о том, что вся земля должна принадлежать крестьянам. В результате оставшиеся в живых члены семьи перебрались на Запад с представителями польского Красного Креста. Уезжали впопыхах, совершенно не было времени собраться. Потому осталось не так много вещей, которые напоминали бы о большой семье. Чудом сохранились портрет Петра Столыпина, несколько фотографий, что-то из посуды, какие-то отдельные тарелки, вот, пожалуй, и все.

— Лично вы ощущаете себя потомком великого человека?

— Точно могу сказать: с самого детства вся моя жизнь пронизана духом, пониманием того, что я являюсь его родственником. Когда плохо себя вел, не слушался родителей, они урезонивали меня, говорили, что noblesse oblige («положение обязывает») вести себя прилично и я должен понимать, что являюсь наследником великого прадеда. Дед жил недалеко от Парижа, в маленьком городишке Люзарш, и ребенком меня часто к нему возили, практически каждую субботу. Я много слушал дедушку, жалею, что он не был принципиальным и жестким по отношению ко мне и не заставил меня выучить русский. Многие вещи понимаю, но, к сожалению, говорю очень мало (произносит по-русски). У деда сохранились только отрывочные воспоминания о его отце, ведь когда Петра Аркадьевича не стало, ему было всего 8 лет. Он вспоминал, как каждый вечер перед сном спускался в кабинет к отцу. Тот звал его Адинька, и хотя у Столыпина из-за острого ревматизма была почти парализована рука — лечили его плохо, — он делал рисунки, чтобы забавлять ребенка.