На следующий день, рано утром Ита была уже у Гитель, и обе вышли часов в десять с детьми на руках. Погода два дня подряд капризничала, и среди глубокой зимы внезапно наступила оттепель. Отовсюду текли воды, слышались звуки падающих капель, звенящих струек, и все было неприветливо, мокро, некрасиво. Небо стелилось низко над домами, и день от того казался несветлым и скучным. Грязный снег в некоторых местах превратился в камень, в других же оттаял и образовал вонючие черные лужи, в которых черным же отражалось небо с мягкими, рыхлыми тучками. Деревья оттаяли и так блестели от воды, что казались отполированными, а на ветвях, вздрагивая крылышками, сидели скучные, мрачные воробьи и монотонно чирикали.
Когда они миновали дом, где жила Роза, то встретили кормилицу Этель, которую всегда окружали женщины, Они хотели пройти, не останавливаясь, но Этель, заметив обеих женщин, задержала их и вместо приветствия сказала:
– Кончили есть хлеб у Розы? Очень хорошо. И я тоже. Наконец, поступила. Теперь нужно девочку этим разбойницам отдать. Вы за тем же? Очень хорошо. Все идет как нельзя лучше. Можете вы иначе сделать? Скажите, как?
Она положила руку на грудь и впилась глазами в Иту, точно та была виновницей ее положения.
– Скажите вы, – засмеялась Гитель, – спрашивать я не хуже вас умею.
Этель миновала ее презрительным взглядом и сняла руку с груди.
– Вот видите, – продолжала она, – все так отвечают. Люди глупы, как бараны, как кошки, как мухи. Зачем, спрашиваю я, рожать, если нужно отдавать своих детей этим разбойницам?
– Вы ведь тоже рожаете, – произнесла Ита, невольно улыбнувшись ее едкому тону.
– Я рожаю! – презрительно повторила она. – Скажите рожается, а я не рожаю. Вот, видите меня. Дома имею одного ребенка, другой на руках, а муж мой не Бог весть какая птица – он сапожник. Но вы думаете, что если сапожник, то зарабатывает что-нибудь? Ошибаетесь, моя милая. Теперь только девушки и дуры говорят, что хорошо иметь мужем ремесленника. Что здесь хорошего? Зашивать порванные галоши какого-нибудь барина, который их нарочно летом отдает в починку, чтобы дешевле стоило? Или получить двадцать пять копеек за пару подборов? Не будем спорить, но много ли в день есть охотников, которые желают починить свои подборы? С голоду умираем, моя милая, с голоду.
Ребенок заплакал. Она раскрылась и сунула ему, не глядя, грудь в рот.
– Зачем же у вас еще дети? – полюбопытствовала Гитель.
Женщины потихоньку начали идти. Этель вскипела от вопроса.
– Черт вас возьми! – воскликнула она. – Спросите у моего мужа. Разве мне-то нужны дети? Для какого черта? Чтобы наслаждаться их мучениями? Я ведь и с первым не знала, куда мне деваться? Я спрашиваю вас, что мой сапожник нашел во мне? У меня ведь только кости и кожа, даже на сальную свечку из меня жира не достанете. Но поговорите с ним.
– Примите меня к себе, – пошутила Гитель, – я его сейчас же вылечу.
– Я бы вам, положим, голову проломила, – спокойно ответила Этель.
– Как же вы решаетесь оставить свое хозяйство? – вмешалась Ита.
– И не спрашивайте. Я переносила худшее. Когда я родила первого моего ребенка, то это было так приятно, будто у меня кусками тело вырывали. После родов я долго болела и осталась с хромой ногой. Я только стараюсь не хромать, так как хромых не берут. И тело, и свежесть живо спали с меня. Ведь я была кровь с молоком, уверяю вас, как она, – она указала на Гитель, – а потом, после родов все это так же скоро высохло, как высыхает летом дождь. Через три месяца после родов я опять была беременна, но в шестом мне таки удалось сбросить, и я долго мучилась в больнице после этого. Через полтора года я родила этого, которого видите, – и вот еще нет трех месяцев, как я кормлю, а уж опять беременна. Теперь вы уже знаете, отчего я рожаю.
– Я бы вам и раньше сказала, – подразнила ее Гитель, – почему вы рожаете. Известно почему.
– Почему рожает, – рассердилась Этель, – еще можно ответить, но почему ты такая толстая дура, на это даже и мудрец не ответит.
Все, засмеялись и заговорили о Розе. В каком-то переулке им встретилась Маня.
Она шла скоро, но, заметив Иту, быстро перешла улицу, чтобы не столкнуться с ней. Ита притворилась, что не заметила ее, и сейчас забыла о ней, отдавшись своим думам. Болтовня Этель как бы надавила то место, которое болело, и теперь ее мысли вертелись около ребенка. Этель уже ушла от них, остановившись возле одного дома со словами: «вот где я живу», а Ита все шла с вихрем в голове, не замечая, что вокруг нее делается.
– О чем вы так задумались? – произнесла Гитель, которой надоело молчание. – Хотите, я вам расскажу свою историю. Она поинтереснее, чем история сапожницы.
Ита кивнула головой, и Гитель начала щебетать, рассказывая свою жизнь, полную приключений. Первого любовника она взяла после того, как изъездила четверть России в погоне за своим мужем, который после венца удрал он нее, чтобы сделаться ученым. Удрал он с деньгами ее, которые вернул спустя два года, а спустя еще два за определенную сумму дал ей развод, и теперь он по прошествии восьми лет где-то состоял врачом.
Первым ее любовником был православный – рабочий, с которым она познакомилась во время своих переездов. Отношения у них зашли так далеко, что она чуть было не выкрестилась, и только накануне крещения опомнилась и удрала, оставив ему ребенка.
